- Через сказочный мир Жмуди наши герои, у которых преследователи топчутся по пятам, путешествуют тридцать с лишним лет, переживая различные приключения, избегая засад и ловушек, встречая чудеса "не от мира сего" (заколдованные болот, озера и боры, дьявольские замки, легендарных созданий, духов и призраков) – и не стареют, ибо они идут верной, "срединной дорогой", известия о которой добыл дядя Имре, Арпад (см. главу 4 первого тома). Поэтому в данной фазе роман обретает надреалистическую форму, близкую к жанру "фэнтези".
- На сюрреалистичном фоне описаний (всего, от природы до последующих событий) единственным реалистичным элементом остаются все более частые мировоззренческие споры между Грабковским и ксёндзом Парисом.
- В 1792 году из круга участников похода выбывает тяжело раненый Туркулл.
- У врат к пурпурному Сезаму русские атакуют группу искателей, часть из них убивают, а других исключают в ходе кровавой погони. В Варшаву в 1805 году живым добирается только Имре Кишш, когда уже свершились все три раздела Польши, и ее, как таковой, на картах не существует.
- Кишш начинает подозревать Рыбака (перед ним его предостерегла ведьма-ворожея в Жмуди), он начинает личное следствие. В 1806 году в Галиции он отыскивает Вильчиньского ("Алекса"). Оба уверяются в том, кем является Рыбак, какую роль играл он в Польше.
Рыбак был прусским агентом, делающим все возможное, чтобы углубить противоречия между Польшей и Россией; он помогал реализовать прусский план, цель которого заключалась в том, чтобы заставить Екатерину отказаться от своей доктрины (вся Польша под "протекторатом" России) и согласиться на полный раздел Речи Посполитой Обоих Народов. Одновременно он желал руками Кишша захватить пурпурное серебро дя Пруссии или, по крайней мере, отобрать его у русских, отнимая тем самым у них волшебную силу. Это он убил Мироша и Белиньского (Краммер был агентом Рыбака).
Кишш с Вильчиньским находят Рыбака в Познани и убивают его (мушкетоном деда Вильчиньского), но и сами гибнут в сражении с людьми провокатора.
ГОРСТКА АВТОРСКИХ ЭСКИЗОВ К ТРЕТЬЕМУ ТОМУ
ВОЙНА БАРСКИХ КОНФЕДЕРАТОВ
Вступление:
Со всей Польши дерзновенно выступали старые и молодые, ненавидящие этого короля, ставшего им по императорскому пожалованию, плюющие на обнаглевших "еретиков" или жаждущие лишь новой драки, которой так давно не было; все такие победные, геройские, непобежденные, в грохоте разбивающихся на земле кубков, словно самых точно нацеленных залпов, в ритме прощальных мазурок, в окропляемых благословениях приходских священников; а за ставнями, на ведущих в дом ступенях и на дорогах оставляли они заплаканные глаза и рвущиеся на ветру платочки вступивших и не вступивших в брак вдов, с памятью прожмтых лет, часов или только лишь блаженных волн девичьих мечтаний, а на над ними густели тучи, которые еще не были поражением, но всего лишь сценическими декорациями, ворожащим зло фоном первого из множества последующих антироссийских восстаний поляков.
Описание сражения:
...Придержали лошадей. Из леса высыпалась толпа русских, полк пехоты и несколько кавалерийских эскадронов. Ряды солдат, словно неведомых цветных насекомых, перемещались с громким хрустом в неожиданных порывах, словно в балете, который сложно было понять, которым управляет сама смерть . Под конец из-за кустов появились пушки. Против такой силы никаких шансов не было.
- Нуууу!... – крикнул полковник, вытаскивая саблю. – Если и должен умереть по-дурацки, то это должно быть очень глупо, по-польски!
- Мы все с тобой, твоя милость! – крикнул в ответ адъютант от имени кучи верховых шляхтюков.
Полковник поднялся в стременах.
- Дети! Видите те пушки?
- Так точно, пан полковник!
- А тех канониров?
- Так точно, пан полковник!
- Пушки могут и остаться, понятно?
- Ну так с Богом, на них!
Против русских полков и отрядов они двинулись словно тайфун, в несколько не связанных групп. Когда на половине дистанции первый ряд уже увидал, что их ожидает, он дрогнул и заколебался. Но сдержать лошадей означало, что задние ряды тут же сметут тебя. Спереди смерть была очень вероятной, сзади – стопроцентной, так что гнали дальше, лишь парочка счастливцев на флангах отскочила в сторону. Русские, приглядываясь к беглецам, аплодировали им. Темные силуэты трусов уменьшались на фоне серого кругозора, пока не исчезли словно тени.
Ветер, разошедшийся с утра, теперь был за конфедератов, поскольку толкал их в спины и в зады животных, усилился, но грохот российских пушек заглушил его одним лишь залпом. На маленьком уголке луга замешал кровавую похлебку из огня, железа и людских конечностей. Двумя днями позднее, в нескольких километрах от поля битвы, в конюшню одного из дворов приблудился раненный конь с пустым седлом и с вьюками, наполненными буханкой засохшего хлеба, сменой белья и остатками пороха. То был конь полковника.