– Держи, – он протягивает мне зажигалку и облокачиваться рукой об стену. Теперь между нашими лицами ничтожное пространство. Фруктовый коктейль бьет в голову, но я не решаюсь проявить инициативу и поцеловать его.
Подкуриваю сигарету. Выдыхаю дым. Улыбаюсь.
– Что за взгляд? – спрашивает Руслан.
– Взгляд? Какой взгляд? – играю я.
– Этот. Такой хитрый, будто ты что-то задумала.
«Какой же он красивый», – признаюсь сама себе. Эти агатовые глаза, медные кудри, беспорядочно разбросанные по всей голове, мальчишеский взгляд – я готова влюбляться в него каждую минуту, каждое мгновение и с каждым разом все сильнее.
– Ты ведь такой умный, Рус. Может, сам прочитаешь мои мысли?
– Что за игры, Воронцова? Это подкат? Или ты пьяна, или…
– Или, – вставляю я и тянусь к его губам.
Всю романтику момента нарушает толпа ликующих подростков. Они делают селфи на фоне неоновых вывесок и висят на придорожном столбе, как на самом развлекательном аттракционе. Увидев нас, ребята предлагают составить им компанию и угощают выпивкой.
Мне жаль, что разговор с Русланом снова остался просто разговором, с тонкими нотками флирта. Но, несмотря на грусть, я с радостью принимаю предложение ребят и стараюсь вернуть прежнюю беспечность.
Мы знакомимся. Выпиваем. Выкрикиваем грязные ругательства и показываем средний палец проезжающим мимо машинам. Мы показываем средний палец этому миру, ибо сейчас он по колено. И снова выпиваем.
Так происходит до тех пор, пока я не почувствовала вибрацию в кармане. Звонила мама. Решив, что сейчас выслушаю массу негодования и упреков, я прячу телефон обратно в карман, но он не перестают трещать. Расслабится невозможно. Отхожу на небольшое расстояние, старательно возвращаю себе адекватность, прочищаю горло и принимаю вызов.
– Все в порядке, мам, – заучено проговариваю я. – Я у Руслана. Смотрим кино.
– Кира, где твой отец? – говорит обеспокоенным голосом, но вовсе не мама. Это наша соседка, я узнаю ее по дефекту речи – она картавит.
– Теть, Галь? Это вы?
– Да, милая. Как мне дозвониться до твоего отца? – тараторит она.
– Папа сейчас на вахте, в море, там не бывает связи. А что случилось? – хмельной туман постепенно рассеивается, я чувствую неладное. – Где мама?
В этот момент ко мне подходит разгоряченный Руслан. Кривыми жестами рук он призывает меня бросить трубку. Ему весело, он не чувствует моего напряжения.
– Теть, Галь, не молчите. Зачем вам мой отец?
– У меня плохая новость, Кирочка, – вздыхает соседка.
Все внутри мне сжимается от страха. Дыхание прерывается.
– У твоей мамы случился инфаркт. Ее увезли.
Пока я пытаюсь проанализировать ее слова, будто они были произнесены на незнакомом языке, пьяный Руслан пытается вырвать трубку из моих рук.
– Как? – хрипло спрашиваю я. – Куда увезли? В какаю больницу?
– В морг, девочка.
Меня парализует. Я не могу произнести ни слова, будто мне полоснули горло. Боль еще не коснулась сердца, но уже обдало дурной потерянностью.
– Прими мои соболезнования…
На мгновение я забыла обо всем, даже как дышать. Смотрела на асфальт, на стены арки, на мусорку и не помнила их названий. Потерялась. Потерялась и уже догадывалась, что это навсегда.
– Воронцова, что с твоим лицом? – смеется Руслан. – Ты приведение увидела?
Смех парня смешивался с протяжными гудками на том конце трубке. Я убрала телефон только тогда, когда из глаз хлынули бессознательные слезы. Боль еще не коснулась сердца. Еще нет.
– Кира, что с тобой? – говорит Руслан, заглядывая в мои мокрые глаза. – Перестань. Эй, ты чего?
#темпораморалес [3]
– Эй, ну ты чего, Кира? Открой дверь, – поступало из-за двери. – Виноват, знаю.
Когда ты пускаешь в себя сильнейшую боль, то больше не найдешь ей выхода. Ты выстроишь вечный храм, навешаешь замков, обмотаешься цепями и подселишь ее на долгие годы, а быть может – навсегда. Время не лечит. Нет. Есть только твердый факт и твое восприятие. Я из тех «инопланетян», которые держат в себе обиды, удары судьбы, потери, терпят боль с каменным лицом, в то время как внутри все рвется на куски. И каким бы чувственным не был мой Руслан, он никогда не коснется того жало, что застряло в моем сердце. Не прочувствует это внутреннее одиночество. Не вкусит ту кислоту, что ежесекундно капает на сердце.