На этот раз силы были неравны, возможность супротивиться исключилась сама по себе. Рука вцепилась в бретельки, всеми силами удерживая платье, но послышался треск ткани; вместе с ним треснула воля. На лопатки легла твёрдая грудь, отчего лёгкие сдавило. Сухие губы коснулись шеи.
– Нет, пожалуйста, – сквозь рыдания умоляла я. – Не надо. Нет.
– Да не нуди ты. Я быстро, – шипел он, в попытке запустить руки под платье, в итоге психанул, и праздничная юбка коснулась пола. – Ну вот. Так будет проще.
Dreamer , 22:09 23 подписчиков 0 likes
Страх парализует. Ты не можешь подать голоса, не можешь противостоять, но к сожалению способен предугадывать. Я могла предугадать, чем закончатся его действия, отчего боялась ещё больше. Больше, чем самой смерти.
Пальцы вонзились в резинку трусов, держа её вместе с кожей. Жалобный рёв карябал горло, но Царёв был непреклонен, как оголодалое животное он терзал меня на куски. Из носа хлынула кровь, но даже это его не остановило. В какой-то момент я получила удар по пояснице, но стерпела боль, оставляя на себе крохотный отрезок ткани.
– Ну что же ты вредничаешь, Кира? – изнемогающе стонал он. – Уже давно бы разошлись. Давай, отпусти ручку. Будь послушной девочкой.
Горькие рыдания съедали слова:
– От… Отпус…Отпусти… Ма… Мама…
– Обязательно, но чуть позже.
Царёв отпрыгнул от меня, когда двери кабинки распахнулись. В проходе стоял Ян. Вытащив Костю за шкварник, он обронил несколько угрожающих фраз, которые сейчас не поддавались расшифровке. Прикрывшись руками, я упала на пол и уткнулась носом в колени, тем временем Румянцев, абсолютно по-дружески попросил Царёва покинуть помещение, а следом подошёл ко мне.
Парень молчал. Я не видела его лица, не хотела видеть.
– Оденься, – бросил он, хлопнув дверцей.
Лихорадочно нащупав платье, я прикрыла свою наготу, но легче не стало. Выходить из кабинки тоже не торопилась, потому что ощущала острую опасность. Отовсюду. Ото всех. Так сходят с ума.
– Я, конечно, много голых девушек перевидал, но впервые мне захотелось накинуть на неё одежду, накормить и отвезти в больницу. Ты до чего себя довела? – звучало за перегородкой.– Не верится, что Костян повёлся на это. Ты скоро?
В этот момент я пожалела, что в моей руке нет ножа. Мне захотелось накинуться к нему на шею, беспорядочно наносить удары и кричать, кричать пока он не обмякнет: «Это всё из-за тебя! Ты это устроил! Гори в аду, ублюдок!».
Я продолжала содрогаться в рыданиях, продолжал и Румянцев:
– Он ответить за это, – хрипел он. – Он не должен был трогать.
Не должен был, потому что не такие были правила, но это случилось. Игра Румянцева превратилась в беспощадную казнь. Меня казнили.
– Знаешь, голубка, мне сейчас стыдно. Стыдно за Костяна. Стыдно за себя. Вот увидел тебя и поперхнулся совестью. Представляешь? Это так глупо. Нелогично. Может, хватит со всем этим, а? Пойдём домой, поговорим, – Ян был полностью убежден, что его предложение уместно. – Чёрт, а ведь мне действительно нужно с тобой поговорить. Столько нужно сказать, – он запнулся, но вскоре продолжил: – И этот разговор состоится. Я обещаю. Он в любом случае состоится. Я знаю, что ты уезжаешь, но я не отпущу тебя, Кира, пока мы не поговорим. Везде достану.
Удивительно, но на моих окровавленных губах повисла улыбка. Так улыбаются душевнобольные. Прикрытые заботой слова Румянцева, топором рубили по моей свободе. В одно мгновение будущее стёрлось, осталась только темнота.
Кого я обманываю? Мне не спрятаться от него. Я не найду укрытия дома и буду продолжать страдать, как та девчонка в комментариях. Отомстить мне – смысл жизни Румянцева и он не успокоиться пока не сотрёт мой. В одночасье у него получилось, он стёр смысл и меня. Но почему мне так смешно?
– Не молчи, Кира. Поговори со мной, твою мать.
Встав на ватные ноги я покинула кабинку, в это же мгновение на моем запястье сомкнулись очередные пальцы. Холодные, но обжигающие.
– Куда ты? – рявкнул он. Только сейчас я заметила, каким пьяным он был. Черная рубашка была расстегнута на несколько пуговиц, волосы взлохмачены, взгляд сальный и бесконечно грустный.
– Домой, Румянцев, домой, – произнесла я мягко, улыбаясь.
– Я провожу.
И тут я вовсе рассмеялась.
– Да брось ты, тут до общежития рукой подать, – что ни слово, то колыбельная. – Не переживай, Ян. Всё будет хорошо. Теперь точно будет, – искренне пообещала я, высвободив руку.
Не знаю, что Яна напугало больше – моя ненормальная улыбка или нездоровое отношение к ситуации в целом? Уже неважно. Я оставила его наедине с мыслями, в одиночестве с собой, подарив ему возможность подумать. Пусть. Уже неважно.