— Лишнего не потребляю.
— Вот это похвально. А то нынче все поголовно как с ума сошли. И бабы не отстают. Сосут, точно удавы. И табачком пробавляются. Равноправие с мужиками себе выхлопотали. Раз все равны, то отчего же в армию не рвутся служить? Враз бы согнулись под вещмешком и с оружием, шутейное ли дело отмахать километров тридцать маршем… Равноправие… Палка по ним плачет…
Коев взвесил в уме давнишние разговоры со своим собеседником, вспомнил его дружбу со Старым, постарался представить его в дни Великих событий и впоследствии. Он ему виделся все таким же несговорчивым. Трудно сказать, на кого всю жизнь брюзжал этот человек, однако ни у кого не вызывало сомнений, что это лишь одна видимость, ничего не поделаешь — с таким норовом уродился. Не то чтобы против тебя лично что-нибудь имел, но непременно встречал в штыки каждого.
— Твое здоровье, бай Петр, — поднял рюмку Коев.
— Уж чего-чего, а здоровья от такого зелья не прибавится, а охота… С богом!
Коев отпил и взглянул на старца.
— Бай Петр, ты ведь после Девятого в милиции служил?
— Там и на пенсию вышел.
— Помнится, ты долго там оставался?
— Помнится!.. — вскипел старик. — Легко тебе, а мы тут лямку тянули.
— Каждому свою лямку тянуть приходится.
— Лямка лямке рознь. Случается, одно притворство, и это каждый дурак знает…
Коев только посмеивался. Ершистый старик был ему по душе. Вот и друг у него такой же заядлый спорщик. Ты ему слово — он тебе десять в ответ. Согласишься с ним — так он на другую сторону переметнется. Как-то увидел у Коева в руках томик Томаса Манна и тут же принялся нахваливать собрата по перу. А через пару дней они увиделись снова, и Коев, между прочим, помянул добрым словом любимого автора, эрудита, мастера образа, заслуживающего всяческого уважения. «Ха-ха, тоже нашел эрудита! — услышал он в ответ. — Какие-то жалкие, бледные персонажи рисует, ни больше, ни меньше, горе-философ…»
Бай Петр сделал глоток, пригладил усы и кажется повеселел малость.
— Сам-то ты где работаешь?
— В одной редакции.
— Баклуши бьете?
— Ага, в потолок поплевываем, — добродушно поддержал Коев.
— Драть вас некому. Отдубасил бы всех гуртом! — снова рассердился старик. — Писаки, горе-вояки…
Коев заказал еще по одной.
— Бай Петр, хочу тебя спросить кое о чем, — сказал он. — Помнишь, когда мы захватили полицейский участок, у Шаламана в кабинете навалом было документов всяких, папок. Шкаф, помнится, был раскрыт, ящики наружу выставлены.
— И вправду, целый ворох бумаг, куча мусора.
— В суматохе я даже не взглянул, что за бумаги…
— Леший их знает. Помнится, Пантера в них рылся.
— Пантера?
— Помню только, что были там и заявления, подписанные нашими.
— Какие заявления?
— Капитулянтские, какие же еще. Отказывались от борьбы.
Коев насторожился.
— Может, припомнишь, кто под ними подписался?
Бай Петр снова сделал небольшой глоток, его глаза буравчиками сверлили журналиста.
— Ты чего это взялся разгребать старое?
— Ремесло мое такое, — спохватился Коев, — ничего не поделаешь.
— Вон оно что! — как-то тихо отозвался старик. Помолчав, он сказал, глядя на улицу: — Все равно шила в мешке не утаишь. До всех мы добрались. Столько дел потом завели…
— Помнится, и на Ангела Бочева тоже, — заметил Коев.
— Его заявление на видном месте лежало. Чтобы случайно мы не проглядели. Бесстыжие рожи!
— По-твоему, хотели спровоцировать?
— Шаламанов нарочно подкинул заявление Ангела, что отрекается-де от коммунизма… Еще Вельо Ганчева было… За такое малодушие их потом долгие годы преследовали, много раз наказывали… Да, так оно было…
— Два, говоришь? Других не было?
— Нет. Только два. Ясное дело, вынудили парней. Просто избивали до потери сознания, потом подсовывали заявления. Сознательно ли они подписали, в беспамятстве ли — кто скажет… Однако подписано черным по белому. Смутные были времена. Меня, когда впервые арестовали, я тогда учеником еще был, смертным боем били, а я вопил истошным голосом. Благо, ничего не знал, так что выколотить нечего было. Не всякому под силу выдержать… Потом понемногу бумаги стали разбирать, такое множество их накопилось и дел невпроворот. Выяснилось, что самых нужных документов не было, папки пропали, местами многих страниц не хватало… Тогда мы посмеивались над безмозглыми полицейскими. А вышло — тупицы да не совсем. Темные делишки умеючи обделывали. Людей себе вербовали из тех, о ком никто бы и не подумал, агентов к нам засылали. А многих про запас держали в страхе и повиновении.