Орион ревновала.
К пожилой итальянке с добрыми глазами.
Которая подмигнула Мэддоксу.
— Конечно.
Затем она забрала меню, оставив Орион и Мэддокса наедине. Конечно, они были наедине друг с другом весь день, но сейчас все было по-другому.
Это был итальянский ресторан с мягким освещением и владелицей по имени Мария.
Орион заерзала на стуле, пытаясь подавить панику. Пытаясь остановить себя от повторения событий сегодняшнего дня. Последних десять лет.
— Эйприл сказала, что ты превращаешься в Гордона Рамзи*.
Орион резко подняла голову на голос Мэддокса. В нем слышалась мягкость. То же самое было в глазах.
— Что?
Он усмехнулся. Звук был слегка вымученным, но, тем не менее, приятным.
— Эйприл сказала, что ты хорошо готовишь.
Орион выдержала мгновение, когда поняла, о чем он говорит. Конечно, Эйприл рассказала ему об этом. В конце концов, она жила с Мэддоксом. Укол раздражения пронзил ее, от того, что Эйприл отчитывалась перед ним.
— Что ты больше всего любишь готовить? — продолжил он, как будто его не беспокоило ее молчание.
Она нахмурилась, не доверяя его вопросу. Не доверяя ничему.
— Мне нравится французская кухня, — ответила она после паузы. — Я готовлю по книге «Осваивая искусство французской кулинарии».
Его глаза загорелись.
— Ах, Джулия Чайлд.
Орион не смогла скрыть своего удивления тому, что Мэддокс знал автора поваренной книги.
Он пожал плечами.
— Я люблю смотреть кино. «Джули и Джулия*» отличный фильм, посмотри, если ты еще не видела.
Она его не смотрела. Но внесла в свой список.
Орион ждала, что он начнет задавать ей настоящие вопросы. Что расспросит о ее душевном состоянии, чтобы докопаться до самой глубины, пока не поймет, что она планирует совершить убийство.
Но ничего подобного так и не произошло.
Мэддокс продолжал расспрашивать ее о кулинарии, о книгах, о самых простых и незначительных аспектах ее жизни.
Как будто это было в порядке вещей.
И она ему подыграла.
По крайней мере, в этот вечер.
***
Орион была довольна.
Она никогда не чувствовала себя так, как сейчас.
Ее желудок был наполнен, возможно, самой лучшей едой, которую она когда-либо ела. Мама Мария не лгала. Орион за месяцы свободы стала кем-то вроде шеф-повара. Эйприл даже придумала для ее блюд название: «оргазм без мужчины или вибратора». Но, черт возьми, она могла только надеяться, что когда-нибудь у нее получится приготовить такую вкусную лазанью.
Ее мысли были восхитительно легкими благодаря вину, которое смягчало края, и было великолепным на вкус. Она находила некоторое утешение в бутылке раз или два с тех пор, как сбежала, но уж точно не была знатоком. И после вина, которое заказал Мэддокс, она поняла, что существует целый огромный мир, который ей еще предстоит исследовать.
Мэддокс был за рулем автомобиля. Он не навязывал никакого разговора с тех пор, как они вышли из ресторана. И не делал этого, когда они были внутри. Беседа протекала легко, как вино. Они говорили не о чем важном, и в то же время обо всем. Когда между ними возникало молчание, это не казалось неловким. Он не пытался исправить это. Он чувствовал себя очень расслабленным, каким не был с тех пор, как она увидела его в тот день в больнице.
Огни города проносились мимо них, и Орион наблюдала за ними. Она получила то, что хотела. Вкус того, какой могла быть ее жизнь, если бы все было по-другому. Тарелка с только что испеченной, пряной брускеттой. Моцарелла, политая бальзамическим соусом и оливковым маслом. Фаршированные кабачки. Лазанья. Нежное тирамису. Красное вино, которое проскальзывая в горло, согревало ее кожу.
Было бы замечательно прожить такую жизнь без всякого багажа, зла, ненависти и тьмы, которая кипела под поверхностью.
Но ее жизнь была такой, какой была.
Ничего хорошего. Ничего сладкого. Ничего легкого.
Мэддокс припарковался на стоянке у ее дома.
— Я провожу тебя, — сказал он, отстегивая ремень безопасности.
— Тебе не нужно этого делать, — быстро и отчаянно ответила Орион.
Ведь тогда это будет похоже на свидание. Но это было не так. Она не собиралась целовать его у двери, приглашать войти, даже если маленькие, чужеродные части ее души хотели этого. Она знала, что секс никогда не будет для нее нормальным. Никогда не будет правильным. В некоторых статьях, которые она нашла в интернете, говорилось что, в конце концов, она сможет получить удовольствие от секса с тем самым мужчиной, но это казалось полной ерундой. Тот самый мужчина? Было ли такое вообще возможно?
— Орион, — сказал Мэддокс более твердым голосом. — Уже темно. Ты живешь в хорошем охраняемом здании, но я не собираюсь рисковать этим дерьмом.
В нем что-то изменилось. Он больше не казался добрым и готовым следовать ее указам. Нет, этот мужчина стал главным, теперь он контролировал ситуацию.
Это вызывало у нее отвращение.
И одновременно возбудило ее.
Потом ее затошнило от той маленькой части себя, которая находила это привлекательным. Мужчины, которым нравился контроль — это мужчины, которым нравились наручники, боль и страдания.
Орион впилась зубами в губу.
— Думаю, что справлюсь с небольшой прогулкой без твоего сопровождения, ты же знаешь, что я провела десять лет без твоей защиты… или защиты от любого другого полицейского, если на то пошло.
Было жестоко и подло так говорить, но ей было все равно. Ей нужно было чем-то пометить эту ночь. Испачкать. Она не могла закончиться на хорошей ноте. Это было слишком для нее опасно. Слишком соблазнительно.
— Я знаю, — сказал Мэддокс напряженным голосом. — Но это не значит, что я не провожу тебя до твоей двери. Даже если таким образом мы отступим на несколько шагов назад. Даже если ты захлопнешь эту дверь у меня перед носом. Я просто хочу убедиться, что ты в безопасности. Что ты всегда в безопасности.
Она усмехнулась, ненавидя эту смесь силы и поражения в его голосе. Он не собирался с ней спорить. Не собирался вызывать на дуэль за ее жестокость. Так что, ей следовало поднажать.
— Я виню во всем тебя, — прошептала она, эти слова не нужно было кричать, чтобы выразить свою точку зрения. — Ты не оберегал меня тогда, ты не оберегал меня эти десять лет, что я провела в аду. Каким образом, черт возьми, ты теперь собираешься обеспечить мою безопасность?
Мэддокс открыл рот, чтобы заговорить, в его глазах была боль, но Орион заставила его замолчать.
— Я виню тебя за то, что ты поцеловал меня. Из-за чего я поздно вернулась домой. Ты не проводил меня. Я виню тебя за то, что ты не нашел меня, не боролся за меня и не позаботился о том, чтобы этот жирный кусок дерьма получил по заслугам. Я виню тебя за сотню вещей. В первую очередь, за то, что ты вообще появился на свет. Потому что, если бы тебя не было, я бы не ехала тем вечером домой на велосипеде, — она резко втянула воздух. — Но, конечно же, ни в чем из этого нет твоей вины. Даже несмотря на то, что вина лежит исключительно на плечах монстров, которые похитили меня, заперли в клетке, избивали и насиловали, я не могу не винить тебя. Не могу не смотреть на тебя и не видеть их. Я даже немного ненавижу тебя, Мэддокс. И это обидно и некрасиво. Но уродство — это все, что я теперь знаю, — она сделала паузу. — Уродство — это все, чем я являюсь. И такой я буду всегда.
Ей следовало выйти из машины прямо тогда. Надо было сделать это в заключении правды, которую она оставила. Но она этого не сделала.
— Мне не нужно, чтобы ты была красивой, Орион, — тихо сказал он. — Мне просто нужно, чтобы ты была собой. Причиняла боль и плакала, спрашивала Бога, меня и весь гребаный мир: «Почему? Почему тебя там не было? Почему ты не нашел меня? Почему это продолжает происходить с маленькими девочками?» Я хочу услышать все это и принять, потому что, несмотря на то, что ты думаешь, я могу справиться с уродством и могу справиться с гневом и обидой. Я смогу это выдержать. И видит Бог, я этого заслуживаю. Я винил себя каждый божий день с тех пор, как позволил тебе одной уехать из моего дома. И я проведу остаток своей жизни, пытаясь наверстать упущенное, — он резко вздохнул, его взгляд был напряженным, задумчивым. — А теперь, пожалуйста, позволь мне проводить тебя до твоей гребаной двери.