Консилиум четырех врачей лишь чуть-чуть утрирован, почти списан с натуры. Служанка Люсинды имеет основания быть недоверчивой:
«Вот ей-богу, сударь! Взять, к примеру, нашего кота, что свалился с крыши на мостовую. Целых три дня он не ел, не пил и пошевелить не мог ни задней, ни передней лапкой — и что же? Взял да очухался. А почему, спрашивается? Да потому, что, на его счастье, еще не развелись коты-лекари, не то песенка его была бы спета. Уж они бы его доконали своими клистирами да кровопусканиями!»
Терапия сводилась тогда к слабительным и кровопусканиям. Клистиры и ланцеты — вот и все вооружение медицины, но зато какая галиматья, украшенная латинскими цитатами! Мы к этому еще вернемся (в главе «Мольер и врачи»). Осмотрев Люсинду, наша четверка важно удаляется, чтобы посовещаться. Томес и Дефонандрес обсуждают сначала сравнительные достоинства мула и лошади, затем, без всякой связи, переходят к спору между старой и новой школами медицины, и Томес произносит замечательные слова, прекрасно выражающие точку зрения эскулапов XVII столетия: «Покойник — всего лишь покойник, и неприятностей от него никаких, в то время как любое нарушение формальностей наносит ущерб всему медицинскому сословию».
Томес предлагает отворить больной кровь; Дефонандрес — дать ей рвотного; Макротон, запинаясь, предписывает прочищающие клизмочки. Филерен примиряет спорящих циничным советом:
«…Основная слабость человека — это привязанность его к жизни, и мы, врачи, пользуясь этим, забиваем людям головы напыщенной своей галиматьей и строим собственное благополучие на уважении, которое страх смерти внушает им к нашей профессии. Не посрамим же достоинства, в которое возвело нас чужое слабодушие, и обретем согласие перед лицом больного, дабы приписать благополучное течение болезни себе, а собственные упущения — природе».
ДА, ДОРОГОЙ ГОСПОДИН РОГО…
Рого — ученый, профессор физики и друг Мольера, всегда питавшего интерес к точным наукам. Это Рого подарил ему термометр, значащийся в посмертной описи имущества и в те времена бывший последней новинкой. Гримаре приписывает Мольеру такое признание, будто бы сделанное ученому (он и вправду мог сделать это признание, хотя, может быть, и в других выражениях; оно очень верно описывает его супружеские невзгоды):
«Приняв все возможные для человека меры предосторожности, я все-таки не избежал бед, какие обычно постигают тех, кто вступает в брак без долгих размышлений.
— Неужели! — произнес господин Рого.
— Да, дорогой господин Рого, я несчастнейший из людей, — прибавил Мольер, — и получаю то, что заслужил. Я не подумал, что слишком угрюм для семейной жизни. Я полагал, что жена моя постарается приспособить свое поведение и вкусы к моим; теперь я ясно вижу, что в нынешнем ее положении она была бы еще несчастнее, чем я, если б это сделала. У нее нрав живой и веселый; похвалы ее радуют; меня же это все огорчает помимо моей воли. Я нахожу здесь повод для попреков и жалоб. Эта женщина, в сто раз более рассудительная, чем я, хочет радоваться жизни; она идет своей дорогой; и, черпая уверенность в своей добродетели, не снисходит до заботы о тех предосторожностях, о которых я ее прошу. Я принимаю эту беззаботность за презрение; мне нужны доказательства нежности, чтобы поверить, что ее ко мне испытывают, и больше строгости в поведении, чтобы душа моя была спокойна. Но моя жена, всегда ровная и непринужденная в обращении, которую не мог бы ни в чем заподозрить любой другой человек, не столь мнительный, как я, безжалостно оставляет меня во власти моих терзаний. Она занята только желанием нравиться каждому вокруг и никому в особенности, как все женщины, и смеется над моей слабостью…»
Тонкий анализ, из которого следует, что бедный Мольер превратился в одного из тех мрачных ревнивцев-мужей, над которыми еще недавно так весело смеялся. Теперь он сам стал Арнольфом и знает это. Он брюзглив, недоверчив, раздражителен. Болезнь, которая его унесет, усиливает физическую несовместимость супругов. Гримаре намекает: «Его домогательства были не слишком утомительны для женщины; краткой встречи раз в неделю ему было довольно…»
Врачи говорят о сексуальных последствиях туберкулеза: «Вдвое или ничего». Гримаре, правда, добавляет оговорку: «…он был доволен, когда не тратил сил, чтобы внушить к себе любовь; но не со своей женой, чью нежность готов был купить любой ценой. Будучи, однако, в том несчастлив…»