XXXI «УЧЕНЫЕ ЖЕНЩИНЫ»
Гримаре пишет по поводу «Ученых женщин»: «Про эту комедию говорили, что она суха, скучна и годится лишь для людей книжных». Он приводит разговор двух придворных, злословящих насчет пьесы:
«— Какое мне дело, — воскликнул господин маркиз де***, — до смешного педанта? Разве может такая фигура занять мое воображение? Если Мольер хочет доставить мне удовольствие, пусть примется за придворных.
— Откуда он выкопал, — подхватил господин граф де ***, — этих глупых женщин, над которыми трудился так прилежно, словно это достойный предмет? Тут нет ничего забавного ни для придворного, ни для простолюдина».
И Гримаре рассказывает такую странную историю. Во время первого представления Людовик XIV будто бы вздумал поразвлечься тем, что не стал аплодировать: ледяное молчание двора. А на следующий вечер король объявил, что комедия превосходна и пришлась ему очень по вкусу:
«Мольер только того и ждал, будучи уверен, что суждение короля знатоки одобрят, а другие ему подчинятся. И потому он, не сомневаясь в успехе, 11 мая 1672 года поставил пьесу в Париже».
В действительности премьера состоялась не при дворе, а в Пале-Рояле, в пятницу 11 марта. Сбор был велик — 1735 ливров, так что после ежегодного перерыва, 29 апреля, пьеса пошла снова. Со дня первой постановки до 1965 года ее сыграли 1743 раза: немного больше, чем «Мнимого больного» (1735 представлений) и немного меньше, чем «Мизантропа» (1891). Что до ледяного приема в первый вечер, то если король не брезговал развлекаться за счет вельмож, он едва ли стал бы это делать в ущерб приближенным, тем более — Мольеру. Впрочем, ничто не подтверждает достоверности этого анекдота, который благожелатели и собратья не преминули разнести по Парижу.
Донно де Визе пишет в своем «Галантном Меркурии»: «Знаменитый Мольер не обманул надежд, которые заронил в нас четыре года назад, пообещав представить в Пале-Рояле в совершенстве отделанную комическую пьесу своего сочинения».
Мы не можем утверждать на этом основании, что Мольер потратил на «Ученых женщин» четыре года. Тем не менее очевидно, что эта пьеса не из тех, которые писались на скорую руку, импровизировались на ходу по королевскому приказу. У Мольера на сей раз было достаточно времени. Он долго обдумывал характеры, чеканил стихи, отсекая в них все лишнее. Это подтверждается и тем обстоятельством (мы о нем уже упоминали), что Мольер испросил привилегию на издание пьесы задолго до ее постановки. Но плодом такой тщательности в работе оказалось совершенство, которое вредит жизненной правде. Действующие лица здесь — законченные сценические персонажи, выверенные до последней мелочи, а не человеческие существа с их колебаниями и противоречиями. Если угодно, почти аллегорические фигуры, как было и в «Скупом». Но Скупой в кульминации пьесы ускользает от Мольера, живет собственной жизнью, думает сам за себя и выходит за пределы очерченного для него круга. В «Ученых женщинах» каждый послушно разыгрывает свою роль. Ученые женщины, равно как и остроумцы, которые их навещают, и служанка Мартина, и мягкотелый Кризаль, ничуть не меняются, не развиваются в ходе пьесы. Они говорят только то, что им положено говорить, чего от них ждут, — ничего больше. Силуэты намечены уверенной рукой, но застыли на месте, как на академической картине. Мольер здесь превзошел самого себя, это правда. Но персонажи расположены так — здравомыслящие по одну сторону, сумасбродные по другую, — что комедия похожа на словесный балет. Здесь и проповеди читают, и безумствуют слишком последовательно. В «Смешных жеманницах» было больше огня и движения. Тем не менее у Мольера уже такой опыт, что «Ученые женщины» не только восхищают знатоков, но и забавляют неискушенных зрителей комичностью ситуаций, контрастом между иными колкими репликами и тяжеловесными сентенциями добряка Кризаля.