Мольер

Арнольф взбешен, но сохраняет достаточно выдержки, чтобы себя не выдать. Собеседника его заносит все дальше:

«А можно ли отдать прелестное творенье
Такому дикарю в его распоряженье?»

Оставшись один, Арнольф все-таки начинает тревожиться. Он теряет самоуверенность, но лишь ненадолго:

«О роковой отъезд! Нежданная беда!»

Он быстро собирается с духом, все еще полагаясь на наивность Агнесы, а еще больше на высокое мнение о самом себе. Он тормошит олухов-слуг, потом с неуклюжей хитростью допрашивает скромницу:

«Все благополучно?
Агнеса. Котенок мой издох.
Арнольф. Конечно, жаль, но что ж?
Всем надо умереть…»

Так и видишь, как он расплывается в блаженной улыбке. Но ему придется испытать разочарование, узнав, что Орас почти не выходил из его дома, куда его ввела сводня («добрая старушка»). Орас немедля поклялся в любви. Агнеса не была бесчувственна к таким клятвам. Она простодушно признается:

«Бывало, лишь начнет об этом говорить,
Как что-то сладкое щекочет, задевает,
Сама не знаю что, но сердце так и тает».

Орас брал ее руки и целовал. Арнольф:

«Ну, а не брал ли он у вас чего другого?»

Орас взял у нее только ленточку. Опасность была велика, но тревога оказалась ложной, и Арнольф еще может убаюкивать себя иллюзиями.

Но что-то в нем изменилось. Все еще спокойный с виду, он уже утратил уверенность в себе. Доказательство тому, что он ищет оправданий для своей простушки. Невинную Агнесу застали врасплох; она, конечно же, тут ни при чем. Еще немного, и он пожалел бы ее за то, что она подвергалась риску быть соблазненной; он корит за это себя самого, чтобы верней рассеять свои подозрения:

«…Если бы не я, могли вы соскользнуть
На тот погибельный, ведущий к аду путь.
Всех этих щеголей повадка вечно та же:
Кафтаны пышные, и ленты, и плюмажи,
Их кудри, блеск зубов и сладкий звук речей —
За этим всем легко не разглядеть когтей.
Ведь это дьяволы: отбросят вмиг личину,
Погубят женщину и увлекут в пучину.
Но повторяю вновь: хотя не без труда,
Вы миновали все засады без стыда».

Пользуясь своим положением, решившись любыми средствами упредить красавчика, он заставляет свою воспитанницу выслушать проповедь, которую заготовил заранее и теперь произносит назидательным тоном.

Слишком поздно. Напрасно он тешит себя мыслью, что Агнеса в его руках «как самый мягкий воск». Появляется Орас, чтобы открыть ему глаза, поведать, что «любовь — учитель чудный»:

«Ей щедрого создать возможно из скупца,
Из зверя — кроткого, из труса — храбреца;
Она в ленивого живой огонь вселяет
И остроумием невинность наделяет».

Агнеса действительно бросила в него из окна камень, но с камнем полетела нежнейшая любовная записочка, которую Арнольф и читает. Еще один сдвиг в его характере, еще одна психологическая находка. Теперь, когда предательство Агнесы стало очевидным, он заглядывает себе в душу и с изумлением не находит ничего, кроме недостойной слабости:

«Я философствовал, идя на этот брак,
А в прелести ее влюбился как дурак.
Ну что в ней? Сирота, без денег, без защиты…
И вот мои труды и доброта забыты,
А я, обманщицу без памяти любя,
Любовью горестной терзаю сам себя».

Он встречается с ней после этого, чтобы посмотреть, как она будет себя вести. Итог:

«Пусть был я зол, сердит, пусть мучился напрасно —
Ни разу не была она такой прекрасной…»

Агнеса тем временем дает ночные свидания своему обожателю, соглашается бежать с ним, несмотря на предостережения и увещевания Арнольфа. Он уже не может сдержать гнева:

«Коварная! Пойти на это вероломство,
Забывши все добро, какое сделал я!
О, на груди моей согретая змея…»