— Тихо всем! — рявкнул муж Грани, хозяин дома. — Я проверил, нет никакой змеи. Померещилось мальцу что-то.
— Деда, не под лавкой она, — теперь Стефанчик шептал на ухо. — Над лавкой стена стала как прозрачная, когда ты посветил. И я видел. Там толстая змея запуталась в красной нитке и бьётся, не может развязаться.
— Так, дом чьих родителей, твоих или Грани? — спросил знахарь мужа.
— Мой дом. Дед мой ещё его ставил.
— У вас в роду домовая змея есть?
— Есть… сам-то я никогда не видел, бабка рассказывала, когда мы ещё детьми были. Говорит, змея та охраняет всех в доме и богатство наше от злыдней бережет. Учила никогда ужа или гадюку в доме не трогать и змею в хлеву не пугать. Наоборот, молоко им ставить в блюдце и всё такое. Так мы и ставили! Я разве чем её прогневал? Или Граня?
— Не ты. Ладно, потом узнаешь. Есть у тебя самый маленький, самый острый топорик? Одно бревно надо вырубить. Только ювелирно сделать, чтобы ничего внутри не задеть. Тайничок у тебя в стене, нужно проверить…
Муж без лишних вопросов сбегал за топором и по указанию деда (на самом деле — Стефанчика, который говорил, где голова змеи, а где хвост, чтобы не задеть ее), перерубил по краям бревно и вытащил из стены. Там не открылась дыра на улицу, стены дома были толстыми, из двух рядов брёвен. Там лежало что-то длинное, сухое, вроде веретена, перевязанного красной ниткой. Дед Евсей поспешно выхватил сухую змеиную шкуру, сброшенную во время линьки, смял и вместе с ниткой кинул в печь.
— Шишка там была, шишка! — говорил дед любопытной родне, отгоняя их от тайника. Все хотели разглядеть, на чём сделан наговор. — Кто-то вам шишку в стену подложил. Чтобы треск и стоны во время мороза были, пугали вас. Завидуют вашему богатству, дело обычное!
— А что с Граней? С ней-то что? — наперебой спрашивали родственницы мужа.
— Травки сейчас подействуют, скоро очнется. Бог даст, поправится, — дед Евсей краем глаза следил, чтобы шкурка и нитка полностью сгорели.
Из печки пыхнул в комнату черный дым, словно взорвалась щепоть пороха. У деда внезапно закружилась голова, в глазах потемнело, он покачнулся. В мгновенном помутнении, как в быстром сне, ему явилась мольфарица. Она нехорошо улыбалась и грозила знахарю пальцем. Увидела!
— Деда, что с тобой, деда! — тряс его Стефанчик.
— Всё хорошо, внучек. Скоро домой пойдём. Дайте глоток воды…
Теперь все хлопотали возле знахаря, усадили на лавку, налили воды. Потом очнулась Граня. Судя по ясному взгляду, она не собиралась умирать. Дед Евсей дал наставления, как ухаживать за выздоравливающей. Оставил травы для прибавки сил. Его благодарили, умоляли остаться, отобедать. Но старый знахарь торопился домой.
— Слушай, Стефанко, — сказал дед, прежде чем они вышли со двора. — До самого дома идём молча. Что ни заметишь, не оглядывайся и молчи. Быстрее дома окажемся, понял?
Внук молча кивнул, крепко вцепившись в руку деда.
10.
***
Только вышли из усадьбы сразу потемнело. Туч и ветра не было, мгла клубилась вокруг деда и внука. Стефанчик подозревал, что другие ее не видят. Может, если бы им кто-то встретился, стало бы поспокойнее. Но вокруг — ни души. Дед Евсей понимал, да не мог сказать внуку, что другие люди ходят, переговариваются, радуются солнцу и жалуются на тяжкую жизнь, как обычно. Только они вдвоём никого не видят. Потому что нашел на них тёмный морок. И никто из соседей не встретит и не окликнет их. Не увидит, даже пройдя в двух шагах рядом! Они сейчас — две неприкаянные души, то ли живые, то ли потусторонние, как умершие не своей смертью, до срока, кого не хоронят на общем кладбище, а на год закладывают в лесу ветками и называют «заложниками».
Воздух вокруг не двигался, только всё темнел и сгущался, словно его уваривали в огромном котле. Вдохнуть трудно, от прикосновения черного тумана к коже чувствовался сырой холод. Ни малейшего ветерка, словно само время застыло смолой, но Стефанчик краем глаза всё время видел, как за ними по обочине катится большой ком сухой травы. Вроде — перекати-поле, только как же, без ветра? Что за сила гонит его за ними, всё ближе, ближе… и что будет, когда догонит?