— Бестолковая у нас молодежь, — ворчала бабка Катерина, чьи детки давно выросли, разъехались, и бояться ей было нечего. — Как не понимать, что русалки сейчас в самой силе. Кличут из лесу, подстерегают повсюду. Каждую ночь поют и хохочут! Вот такие же были, молодые, глупые, умерли до срока, не женились, детей не родили, а теперь ходют… Пару себе среди людей ищут. Парней, девок сманивают, к себе в чащу или в озеро тащат.
— Это ещё повезло, считай, если пару ищут, — сокрушенно цокала языком Мотря. — Потанцуют, закружат, пощекочут… а глядишь, если вовремя успеть — живыми отбить можно. А ведь сколько мстительных! Тех, кто от разбитого сердца сгинул и людей ненавидит. Девки — парней, парни — девок живых так и подстерегают! Случай был, в соседнем селе… Стал на вечерние танцы незнакомый парень ходить. Красавец, ой! Все девки за ним бегали. Он посватался к одной, самой тихой… Счастье, что родители спохватились, попросили семью привести, знакомство, сговор невесты всё чин-чином.
Русалкой он оказался! Хотел ночью девку свести, да ее братья стерегли. Погнались за ним, да и видели, как он прямиком через кладбище, да и в лес, где «заложников» хоронили. А красивый, молодой, как узнать-то!
— Всякую нечистую силу узнать можно, если со спины посмотреть да при ярком свете. У русалок, навок, майек и прочих лесниц рёбра просвечивают, как вообще кожи на спине нет, — авторитетно сообщила бабка Катерина. — И как в танце закружатся — красным мелькает. Всегда красным. Даже если в одежде красного нет. Как они на танцах не разглядели? Глупые. Пропадут в лесу, кто за ними потом плакать будет? Сами ведь такими русалками станут — страх!
— Ирина-то наша совсем умом тронулась, — понизила голос Мотря, кивая на хату в конце улицы.
Молодая вдова, стоя на пороге, рассыпала по ветру зерно для птиц. Их вилась над ней целая стая.
— Всё рубашки да платочки на деревьях развешивает. «Чтобы бедным деточкам было во что одеться». Потерчат да русалок приманивает! А они, известно, рады обновкам, так и хороводятся тут у нас, нечисть мелкая! Ночью спать не дают, смеются, в окна стучат. А днем птицами летают, орут, людей пугают. Жуть такая! Неужели ничем их отогнать нельзя? Отец Роман говорит: «Молись за них, пожалей». Как за них молиться, за некрещеных-то! Ученый священник, а всё ж молодой, скажет тоже! Будто не знает, эту нечисть ничего не берет!
— Язык у тебя, Матрёна, как помело, — проворчала баба Катерина и прошла мимо сплетницы. — Доброго здоровья, Ирина. Птичек кормишь? Говорят еще, хорошо первым встречным детишкам на перекрестке подарочки или крестики раздавать, слыхала?
— Я уж всем нашим раздала, баба Катря. Детей у нас столько нет… а они всё летят, всё плачут… — из глаз Ирины невольно катились слёзы. На яблоне рядом уже висела новая вышитая рубашка детского размера, приготовила на ночь.
Соседки суеверно попрятались от нашествия крикливых птиц. Зерно и хлебные крошки у Ирины давно закончились, а она всё не решалась уйти со двора, смотрела, словно старалась разглядеть в стае потерянных детских душ своё дитя.
— Знаешь, что делать нужно, чтобы потерчат окрестить? — неожиданно услышала за спиной.
Ирина дёрнулась, обернулась. Прислонясь к стене дома, во дворе стояла мольфарица.
— Способ самый надежный — имя дать. Они ведь не просто кричат, у них срок подходит. Кто за первые семь лет имя не получил, навеки русалкой останется. И начнет сам губить людей. Сперва они выглядят как страшные злые детки, потом как прекрасные издали и ужасные вблизи девы, а потом…
— Так они ведь души невинные, за что им страдать? — воскликнула Ирина. — Как их отмолить? Какое имя выбрать? Я вот даже не знаю, кто мог у меня родиться, сынок или доченька…
— Не реви, слезами тут не поможешь. Тут слова нужно знать. Если слышишь, невидимое дитё плачет или птица на Русальной неделе кричит, к тебе обращается, брось в ту сторону ленту или платочек и скажи: «Если ты — пан, будь Иван, если — панна, будь Иванна». Вот и вся премудрость, не ошибёшься. Здесь не стой, в доме жди. Как начнут мимо окон птицы летать, на крик отвечай.
— Разве можно духам отвечать? — внезапно испугалась Ирина.