— Не в руки, под ноги! — воскликнул внучек. Присел и вытащил из воды плоский черный камешек с дыркой в центре. Как раз такой, что наделась мальчику на большой палец. — Это он? Змеиный перстень?
— Самый настоящий, внучек, — одобрил дед Евсей. — Вот и хорошо, носи его всегда при себе, а в опасности надевай и прислушивайся к себе. Помощь будет, если в нее верить. Пойдем поскорей домой, ведь уже время к вечеру, а лес рядом. Опасно сейчас близко к ним ходить, — дед глазами указал на прекрасную купальщицу. — Русальная неделя. Утащат, и поминай, как звали!
14.
***
Всю неделю Ирина ходила именинницей. Единственная не боялась русалок и радовалась, если слышала плач младенца. На свой страх она слегка изменила формулу и уверенно нарекала: «Если пан – будь Богдан, если панна – будешь Анна». Птицам это очень нравилось. Они с радостным криком улетали ввысь и не возвращались.
Оставался всего день до праздника. Все убирали дома и украшали окна и двери венками зеленых листьев. Спозаранку пекли пироги, собирали на стол всё, что вросло в огороде, побольше зелени. Ирина в хлеву доила корову. Тут к ней заглянула молодая подруга Горпина.
— Тук-тук, мир дому сему! Рада тебя видеть снова красавицей! Ты ведь лет на пять всего старше меня, а со своим трауром превратила себя совсем в тетку старую! На самом деле, как хороша! Теперь только мужика хорошего найти…
— Не болтай, — отмахнулась Ирина, — от твоих глупостей молоко скиснет. Куда мне женихаться, привыкла уже одна. Да и прошлого не отменишь…
— Не наговаривай на себя и на меня тоже, тьфу, тьфу, тьфу, — Горпина постучала о притолоку двери. — Начинать новую жизнь, так уж на полпути не останавливаться! А молоку киснуть нельзя, я как раз у тебя занять молочка огвливаться!на полпути не остнполпути не остнаихаться, привыкла уже одна. да тку старую! хотела. Дашь?
— Не хватило своего? — удивилась Ирина, зная, что у семьи Горпины в хлеву три коровы отличной молочной породы. Уж кому не занимать своего молока, так им.
— Да странности у нас какие-то с молоком, — поморщилась Горпиина. — Не хотела, знаешь, под святой праздник говорить о таком, да, похоже, неладно у нас. То корова мычит… идёшь доить, а молока нет. Вымя пустое. Обращались к знающим, говорят — здорова. То молока три бидона в момент перекинется, всё в землю уйдет. То надоишь хорошее, жирное, поставишь на сливки в холод, а назавтра в бидонах — вода водой! Куда всё девается? Или киснет сразу. Никак ведьма завелась, другого объяснения нету. Мать то же самое говорит. А у тебя как?
— Я плохого не замечала, но Пеструха моя точно раза в три стала меньше молока давать. Хорошее, жирное, как всегда, и не киснет. Но всё меньше и меньше. Как будто…
— Тянет кто-то, ясное дело! — воскликнула Горпина. — Бабка Катерина тоже жаловалась, а уж она зря не скажет, всякого повидала. Ясно, ведьма! Есть у меня подозрение, кто это… только т-сс! Не скажу.
— Боишься? — улыбнулась Ирина. Пропажа молока на фоне общего счастья беспокоила ее мало. — Откуда у нас ведьмы? За нами мольфарица смотрит. Такого не потерпит, я думаю.
— Ой, да если ведьмачить по-тихому, она может и не узнать. Она где — на вершине, под облаками, а мы, грешные, всё по земельке ползаем. Говорят, каждая десятая девка может ведьмой родиться. А коли в одной семье идут девки подряд, так и чаще! Уже седьмая или девятая урождённой ведьмой будет. С хвостиком! Накувыркаются до рассвета в росе на чужом поле, так и молоко тянут. Мать говорила. Да и, честно сказать… — Горпина испуганно оглянулась и прикрыла рот ладонью, чтобы слова не улетали на сторону: — …не особо доверяю я мольфарице.
— Почему? Она же тебе помогла с парнями!
— Помогла… — Горпина сникла, теребя косу.
— Что глаза прячешь, когда свадьба-то? Осенью?