Выбрать главу

Влюблен во француженку. В те застойные времена это немыслимо и дерзко, но мне все равно. Родители уехали в отпуск, а меня, пятнадцатилетнего дитятю, чтоб не болтался где попало, пристроили в пионерский лагерь «Артек».

Наши взгляды встретились, и мы сходу начали влюбляться. Каждый вечер сбегали от всех пионеров и комсомольцев, лазали по кустам и целовались.

Страсти не обуздать. Конечно же, она – совершенство, конечно же, единственная и неповторимая, другой такой не будет никогда. Весь мир – это она и больше ничего. Я видел фильм про Ромео и Джульетту. Из-за чего знал, как несовершеннолетняя любовь должна происходить: страстно, отчаянно, безумно. Но кино можно было и не смотреть. Явь впечатлила сильней.

Ее плечи, ноги, грудь, живот. Ее улыбка, жесты, запахи – эти пьянящие ароматы молодости! Они дурманят, будоражат, доводят до бешенства, толкают совершать безумства. Кровь в жилах бурлит. Сердце начинает неистово колотиться, стоит только подумать о любимой, стоит только увидеть. А если обнять и сильно прижать, то будто проглотил снаряд и он разорвался у меня внутри. Бабах! Потемнело в глазах, все кружится, проваливаюсь туда, где любовная сила нагнетает в организм сладострастную истому предвкушения райских благ, заставляя тело необычно звенеть, отчего легко дышать и как в невесомости.

Кожа бархатистая. Одно касание – и я летаю в небесах под томную арфическую музыку, которую исполняет порхающий рядом архангел. Снизу туловища поднимается теплая волна блаженства, вначале чуть притормаживая в груди, а немного погодя разрывается в голове ослепительным фейерверком.

Я не вынесу разлуки. Как кот в чужой квартире, не нахожу себе места. Грудь давит и дыханье сперло. Ах, Моник Ламиранд? Где тебя черти носят? Почему мир такой жестокий? Почему он разлучает любящие сердца и заставляет мою ненаглядную страдать под игом капитализма в далекой Франции?

Я запасусь терпением, вырасту, достигну в жизни заоблачных высот, поеду в Париж и заберу тебя к себе счастья ради. Ты будешь поражена тем, что я отыскал тебя сквозь много лет и огромное расстояние. Это зародит в тебе новую мощную волну любви. Мы будем жить-поживать вместе долго и счастливо. У нас будет большой красивый дом с лужайкой, в котором нам никто не помешает заниматься чем в голову взбредет, воспитывать детишек и наращивать семейное благополучие. Я выучусь на астронома, открою новую звезду и назову ее твоим именем. Чувство гордости за мои достижения будет усиливать в тебе любовь ко мне и выводить ее с каждым днем на новую орбиту. Счастье – безоблачная небесная синева с радужным обрамлением, как с нимбом.

Последовали годы переписки. Французский я не знал, а английским владел еще хуже, чем она. Вскоре Моник начала писать на своем родном языке, а я в ответ легко перешел на русский. Ее письма хранил как талисман вечной любви для возбуждения воображения молодости вплоть до третьего курса института, пока не удалось их в конце-концов толком перевести. Только тогда выяснилось, что она долго писала мне про какого-то венгра, с которым познакомилась сразу, стоило только расстаться со мной.

Рухнул железный занавес и развалился Советский Союз. Я сильно повзрослел, выучил английский и написал письмо в Париж, как в прошлое. Но там ее уже нет, а где – неизвестно.

Сейчас запросто могу сорваться на поиски своей первой любви, например, на велосипеде. Но не делаю этого, потому что ей, как и мне, за сорок, и я боюсь сильно разочароваться, хотя сама идея кажется привлекательной.

Прошлое. Его не вернуть. Ведь так очевидно. А я много раз пытался, и никогда ничего хорошего не выходило. Бестолковое и вредное это занятие, как пить вчерашний чай.

ЧАСТЬ 2

Люблю политическую карту Советского Союза. Глобус не возбуждает до такой степени даже сейчас, когда все те далекие страны и континенты, которые на нем изображены, доступны для посещения.

Когда впервые увидел фильм про доктора Айболита, мне сразу же захотелось в Африку, туда, где тепло и много бананов. Я вырос, выучил диалектический материализм и понял, что Африка – это очень далеко, как другая планета, и я перестал думать об Африке. Мне стало грустно, но совсем ненадолго потому, что страна, откуда меня никуда не пускали, оказывается, очень огромная. И я перестал чувствовать себя птицей в клетке, а стал чувствовать орлом, который не знает, в каком направлении лететь.

Лежу на железной кровати в общежитии Московского физико-технического института и смотрю в потолок, потом на политическую карту Советского Союза, потом опять в потолок. Мысли улетают в космос, потом возвращаются назад и я снова гляжу на карту. Взору ума открываются обширные территории с великим многообразием мест для осуществления подвига. Вижу себя полярным первопроходцем, отважным исследователем кратера действующего вулкана, искателем затонувших сокровищ и первым в мире, поймавшим живьем снежного человека. Мозги рождают шальные мысли, которые носятся в голове, не давая покоя ни днем, ни ночью. Водка и студентки Института легкой промышленности не успокаивают.

Каждый человек чего-то постоянно хочет: явно или в глубине души, но хочет. И если хочется по-настоящему, то это «чего-то» вовсе не то, что мы достигаем и приобретаем стандартными способами, а то, что из ряда вон. Хочется бегать голым в полнолуние, хочется полететь в космос, хочется, чтобы в тебя влюбилась самая красивая женщина в мире, хочется море переплыть.

Я читал много книжек о путешествиях по морям и океанам. В детстве обнаружил у себя дома «Путешествие на Кон-Тики» Тура Хейердала. Я не мог нарадоваться, перечитывая книгу снова и снова, кажется, несчетное количество раз. Почему так увлекают обычные записки путешественника? Наверное, просто потому, что все было на самом деле, и я верю написанному. И когда представляю себя в гуще книжных событий, мне кажется, будто все случилось и со мной тоже. «Путешествие на Кон-Тики» – волшебная книга. Я сразу полюбил ее, потом надолго забыл, а сейчас вдруг вспомнил и обрадовался заново.

Хочу переплыть море, хочу настоящего путешествия. От напора приключенческой страсти вдруг тяжело задышалось, и я вышел на улицу. Серые свинцовые тучи заволокли небо, ветрено и холодно – это поздняя подмосковная осень, но мне все равно – мысли мои далеко, в тепле мечты.

После целого ряда умственных упражнений над политической картой Советского Союза и прочтения путевых записок знаменитых путешественников я начал произносить в публичных местах восторженные речи во славу дальних и опасных странствий.

Люди! Человечество в опасности, ему не хватает подвига. Без подвига жизнь на земле зачахнет и исчезнет бесславно и бесследно. Земля будет существовать порожняком, она погибнет со скуки. Этого допустить нельзя. Мы должны суметь, мы должны, во что бы то ни стало, совершить. Лично я хочу!

– Я тоже хочу совершить. Я думал об этом и раньше, только сказать стеснялся, – это мой друг Женя Ковалевский. Он вышел из толпы и встал рядом со мной, решительно повернувшись грудью к народу.

То, что получилось в результате полугодового труда и энтузиазма молодости, было нечто из старых камер от казенных грузовиков и стальных, стянутых со строительства советских домов, водопроводных труб диаметром один дюйм с четвертью. Плавсредство размером 6 метров в длину и 4 в ширину весило около тонны. Как все это хозяйство доставить на море – не знал никто. Но нам все равно. Молодость слабо соображает, что будет дальше. Ее цель – только вперед.

Из погрузки в поезд нашего экспедиционного инвентаря можно составить сильно захватывающий сюжет. Поездной персонал, узбекские проводники, очень слабо реагируют на русскую речь и совершенно не желают входить ни в чье положение. Почувствовал себя на эшафоте, где мне вот-вот должны снести голову, но я, наивный, пытаюсь уговорить угрюмого палача не делать этого. Лицо того палача из средневековья и лица тружеников железнодорожных путей сообщения из солнечного Узбекистана в 1980 году были одинаковы.