— Но твой отец и не царь Арс! — не упустила случая, поддела княжича Лика. — Если не ошибаюсь, именно на этом звездолете командор Арсеньев вывез три тысячи пленников корпорации Альянса с Ванкувера?
— Именно! — назидательно кивнул Синеглаз. — С того самого Ванкувера, который ваше командование во время последней операции так бездарно потеряло.
Лика собиралась парировать, но в это время на панели высветилось еще одно послание от Ветерка.
— Встречаемся у коридора подпространства! — гласило оно.
Лика глянула на приборы, и на ее красивом лице язвительность сменилась возмущением:
— Но ведь это мой коридор! Он связан с внешним, ведущим на базу! Арсеньев что, безумец или предатель?
— Ну, предатель здесь только один, и он находится взаперти! — успокоил возлюбленную Синеглаз. — А насчет безумца! — княжич тряхнул сивой гривой. — Конечно, заманить эскадру на вашу базу — интересная идея, жаль мне она не пришла в голову. Впрочем, боюсь, пропала бы без толку. Ваши начальники, как на Ванкувере, все прошляпили бы и проворонили! И Арсеньев, думаю, об этом знает не хуже меня!
— Тогда зачем ему коридор? — не унималась Лика, в волнении наблюдая на экране за перемещениями кораблей.
— Сейчас узнаем! — пожал плечами Синеглаз, в позе предельной концентрации застыв у приборной доски. Только шевелились чуткие пальцы, словно княжич просеивал песок, пытаясь перед атакой лучников определить направление ветра, или играл на арфе, заговаривая духов.
Камень тоже глянул на панели управления, пытаясь понять, откуда в черной пустоте, где ни то что стен, а даже небесной тверди-то нет, возьмется какой-то там коридор. Но увы, экраны по-прежнему показывали закорючки и значки, и только корабли следовали по какому-то ведомому лишь пилотам курсу.
Внезапно в черной пустоте междумирья, как решил обозначить пространство, по которому мчались надзвездные колесницы, Могучий Утес, произошла перемена. Появился цвет. Радужное пятно, вначале обозначившееся смутной неяркой точкой, по мере приближения все больше напоминало гостеприимный уголок травяного леса, затерявшийся между черных скал. Сходство с травой или каким-то неведомым, но живым существом, усиливалось из-за того, что края пятна едва ощутимо пульсировали, словно в его чреве билось разгоняющее кровь горячее сердце или его теребил звездный ветер. А при ближайшем рассмотрении «коридор» оказался похож на зияющую рану в ткани мироздания, сквозь которую, словно не желающая сворачиваться кровь, вытекала жизненная сила целых миров и торчали вывернутые жилы нетореных троп.
— Ну, а теперь точно держитесь! — скомандовал Синеглаз. — Пассажирам занять места в амортизаторах!
— По какому праву ты тут распоряжаешься? — сдвинув брови, надула наливные губки Лика.
— По праву старшего по званию и имеющего больше часов налета! — без тени смущения ответил Синеглаз. — Доверься мне! — он накрыл ее ладонь своей. — Все равно командовать этим парадом будет Арсеньев. Тебе знакомы эти координаты?
— Впервые вижу! — удивление шло Лике определенно больше гнева. — Откуда он их взял?
— Бортовой журнал отца, — с помощью очередного послания пояснил Ветерок. — Как и положено, он оставался до конца жизни с капитаном корабля, с ним отправился и в загробное странствие.
— Трехрогий Великан! — воскликнул Синеглаз. — Так вот зачем царь Арс запечатал свою гробницу. Тогда все понятно. Теперь досточтимый потомок собирается загнать эскадру в ту же петлю, которая поглотила корабль будущего основателя династии царей.
— Но ведь прошло две тысячи лет! — ужаснулась Лика.
— Разве это срок для вселенной? — усмехнулся княжич. — Пожалуйста, включи уже, наконец, режим амортизации! — не приказал, а скорее взмолился он. — В противном случае мы рискуем потерять коридор.
Лика нехотя повиновалась, а Камню и вовсе не оставили выбора. Его кресло само собой превратилось в подобие кокона, заполненного мягким, как валеная зенебочья шерсть, но более упругим материалом. Камень почувствовал себя младенцем в пеленках. Впрочем, этот же покров в случае неудачи в путешествии между мирами вполне мог послужить вместо погребального плаща, с той лишь разницей, что мертвым в этот мир никто не оставляет окошка, чтобы не подвергать их соблазну вернуться и бродить отринутым духом.