- Максим, ты в бане что ли? - раздался снаружи голос Саши Мухина.
- Саша!
- Ты что, помыться надумал? С веничком?
- Саша! Возьми там кол или хоть полено какое - подопри потолок.
- Эк тебя раскорячило - я бы так не смог, - с умильной улыбкой заметил Мухин, пробираясь вглубь бани.
Возле домика Максима, на деревянном столике, посреди снега, стояли бутылки и пакеты со снедью, рядом стояли и сидели Томка Красикова и Люся, Вадик - да, собственно, вся молодая кафедра.
- Максим, - объявила Томка, - мы решили приехать к тебе. На природу со звездами и сугробами. Примешь?
- Ребята! Вы мне жизнь спасли! Вот Саша спас.
- И что ты опять сделал, Мухин? - строго спросила Томка.
- Подал товарищу полено, - с комичной важностью объявил Мухин.
Никто ничего не понял, но девушки решили, что сесть лучше в домике, а на двор выходить, жечь бенгальские огни или хлопать хлопушки.
И все прошли в дом, и там началась обыкновенная приятная суета вечера на выезде.
И разговор то становился общим, шумным и интересным, а то рассыпался на частные беседы двоих-троих. Тоже интересные.
- Вы очень сильный, необычный мужчина, - Ирина и Максим сидели напротив друг друга и разговаривали, - ваша жизнь, этот старый дом, печь и лекции - это так непривычно и так удивительно.
- Вам так только кажется.
Максиму почему-то было очень легко. И быть хозяином в этом странном, каком-то сказочно-игрушечном, полуразвалившемся домике, и принимать своих добрых товарищей, гостей, и спокойно беседовать с симпатичной девушкой, и выпивать с Мухиным, из которого просто сыпались анекдоты.
- ... жена и говорит: «Ты только не волнуйся, в шифоньере тебя ждет сюрприз». А муж усталый, ест борщ, молчит, потом говорит: «Знаешь, дорогая, я все равно буду тебя любить».
... ...
«Нет, рыцари-охотники, мирные собиратели - это, если и правда, то не вся правда. А вот - просто жить и любить, а это означает, признавать других такими же необходимыми в твоей жизни, как вся эта природа, звезды, эти рябины и снег, и имеющими право жить, и, главное, уметь принимать всех, не таких, как ты - и неудобных и разных - и Мухина с его анекдотами и методичками «на вынос», и Акулова с его туманными теориями и тоном оракула, и Кошкина с его заграничными конференциями, лоском и беготней «по бабам», и Томку с ее манерами общей мамочки, и своих студентов, ничего не умеющих и не понимающих, но ведь пришедших именно к тебе и именно теперь. И перестать бояться и стесняться своей непохожести на привычное. Стесняться этой удивительно милой девушки. И не стремиться быть таким, «как принято», привычным. Быть непривычным и не искать в жизни привычное. Потому что к жизни настоящей, не выдуманной какими-то законодателями вкусов и описываемой правилами и теориями, а к самой простой жизни человека привыкнуть и невозможно».
А кафедра, молодая кафедра, тем временем яростно критиковала новый учебный план и научные работы, представленные для защиты в этом году.