прибралась и слоняюсь из угла в угол. Уж смотрела ее карточки, да выла сидела. Говорю: не
нужны мы тут с тобой, мама, никому – никто не едет. И Вася с утра где-то пропадает. Маму-
то надо забирать…
Сестры обнялись и заплакали. Алексей, пережидая слезы, отошел в сторону.
Часов в десять Василий, черный, шустрый, широкоскулый, но узкоглазый мужичок,
подъехал на бортовой машине с новым гробом. Мужчины съездили и привезли тело. Вдвоем
с трудом сняли полную и тяжелую Степаниду.
– Ну, любимая теща, покатайся последний раз на зятевьях, – пошутил и тут Алексей.
Обмыть и обрядить тело Полина попросила соседок – бабушку Марину и бабушку
Грушу. Закончив свое дело, старухи сели у гроба, ожидая, как оценят их работу
родственники.
Степанида лежала спокойная, с порозовевшими щеками. Она будто спала, и ей было
очень хорошо.
– Вон, какая бравенькая лежит, – сказала высокая бабушка Марина, – не исхудала.
Полной была, полной и померла. А вот я умру, так срам один – руки, и те как палки.
* * *
Николай приехал к вечеру этого же дня. Рейс самолета удачно совпал с электричкой до
Мазурантово.
Должны были вот-вот наступить сумерки, но небо и без того было бледно-синее,
тяжелое и низкое, набухающее снегом. Небольшой скрипучий снежок на земле был
запорошен пыльной, сухой землей и угольной сажей. В электричке Бояркин ехал, расстегнув
полушубок, и решил было так же идти по станции, но пронизывающий хиуз сразу проник
под свитер, под рубашку к влажному телу, и пришлось застегнуться.
Сразу, без расспросов Николай угадал нужную улицу и пошел, разглядывая номера
домов. Впереди себя он увидел сутулого мужчину в пальто с поднятым воротником. Бояркин
догнал его – это был дядя Георгий, приехавший на той же электричке. После последней
встречи с матерью он едва успел доехать до дома, как тут же должен был вернуться. Николай
отметил, что дядя Гоша сильно постарел. Где была теперь его машина с выгоревшим
брезентовым тентом?
В первой половине избы, заменяющей кухню и коридор, приехавшие, сняв шапки,
поздоровались сразу по деловому, с траурным настроением, и прошли в другую комнату с
опущенными шторами, с завешенным черным платком телевизором и застыли около гроба,
прочно установленного на табуретках под ослепительной, молчаливой люстрой. Все было
настоящим: и красный гроб и блестящие от свежих ударов молотка большие шляпки
обойных гвоздиков, но ничего жуткого не было, потому что тут лежала мать и бабушка.
– Эх, мама, мама, – дрогнув голосом, произнес Георгий. – Все моталась, нигде
прижиться не могла. Не знали мы, что и делать с тобой. А ты вот сама устранила, так сказать,
проблему.
– Она ведь из больницы-то убежала, – стала шепотом рассказывать Полина. – Я тебя
проводила, прихожу с вокзала, а она вон там, на стуле посиживает. Какого-то шофера
попросила довезти. Хотела, говорит, с Георгием попрощаться.
– Мамка ты, мамка!
– Но она, по-моему, уехать с тобой собралась. Сразу хотела уехать, чтобы тебя еще раз
не тревожить. Увезли ее снова в больницу. Давление за двести. Ну и вот… Если бы она
поехала, да умерла в дороге, то досталось бы тебе…
– Да уж, конечно…
– А когда ее в больницу повезли, она мне ключ от сундука отдала. Она ведь этот ключ
всегда берегла. Я сразу, как только ее увезли, открыла сундук и ахнула – сверху уже все
проглаженное и почищенное лежит: ее лучшее платье, платок, в пакете лакированные туфли
– в общем, все вот это, в чем она сейчас. И главное… Ой, и говорить-то страшно. Я смотрела,
ничего не трогала, да думаю, что же за нитки на платье-то, потянула, а они тянутся. Я платье
взяла, а оно вдоль всей спины от воротника до подола ножницами разрезано. Это чтоб
одевать ее было удобно.
Все глубоко задышали, а потом расселись на стулья, стоящие вдоль стен.
Из-за покойницы печку не топили сутки. Приехавшие сначала разделись, но скоро
снова понадевали пальто и полушубки.
За столом Полина отчиталась, что венки закуплены, памятник заказан сварщикам. Об
этом позаботился Василий, всюду поспевающий на машине. Могилу выкопали "химики",
которым надо будет дать немного выпить и накормить обедом.
– А как решили, где копать? – уточнил Георгий.
– Место-то мама сама выбрала, – ответила Полина. – Прихожу как-то с работы, а она
сидит вот тут у самовара, чай пьет. "Ну, дева, – говорит, – ходила я сегодня на кладбище.
Меня похороните рядом с матерью. Места там хватит".
Все грустно, с вздохами закивали головами.
– Ну, так она, видно, сюда умирать и приехала, – сказала Мария, пытаясь понять,