Выбрать главу

Бояркин разогнулся и фыркнул в усы, разбрызгивая с них воду. На его голом теле

поблескивали капельки, а верх брюк около ремня потемнел от влаги. Николаю захотелось

сделать паузу в своих размышлениях, чтобы прочнее укрепиться в новых выводах. Он

закинул голову вверх и до тех пор смотрел в глубокое ярко-голубое небо, пока не заметил

движения маленьких молочных облаков, обычно кажущихся неподвижными. Ничто в этом

небе не опровергало его мыслей. Вода около ног успокоилась, тихо покачивая ослепительный

солнечный круг. Николай автоматически зачерпнул полную пригоршню холодной, а потому

как будто тяжелой воды, и окатил спину. Все тело уже горело от холода. Не замечая этого,

Бояркин снова согнулся, застыл в согнутом положении, и мысли сами собой побежали

дальше. Может быть, вечная жизнь и должна считаться естественной? Ведь жизнь имеет

смысл лишь тогда, когда она есть. Бог ты мой, когда-нибудь в будущем, когда наше настоящее

станет таким далеким прошлым, что вся история от первого костра в пещере до кибернетики

будет казаться детством человечества, люди будут так же наивно удивляться, что у нас тоже

была какая-то своя жизнь, с медленным течением времени, своя музыка, свои песни, свои

машины, которые казались нам удобными. Бессмертные люди будут с грустью читать наши

книги, стихи, в которых мы оправдывали смерть и как могли мирили себя с ней. Их ужаснет

одно то, что распадение живых тел на химические составляющие, превращение себя в

неживое, мы принимали за гармонию природы. Подобная гармония станет считаться

примитивной, одноклеточной, первоступенной, как механика Ньютона. Им будет за нас по-

человечески больно, оттого что, предохранительно не желая растравлять в себе

естественную, всепоглощающую страсть к жизни, мы были вынуждены обманываться

доводами, будто если жить вечно, то мир наскучит, перестанет удивлять, будто от него в этом

случае устанешь и потеряешь цену времени. Для людей будущего новизна будет

бесконечной, любопытство – вечным.

У Бояркина застыли ноги. Он вышел на теплую траву и вдруг услышал доносившиеся

из села странные звуки – звуки духовых инструментов. Звенели медные тарелки и тянули

трубы, выстраивая заунывный, душеобволакивающий мотив похоронного марша.

Хоронили деда Агея. По улице от его дома двинулась колонна людей с венками и с

охапками зеленых веток, а потом на грузовике с откинутыми бортами повезли черный

раскрытый гроб. Позади толпы людей, идущей за машиной, то останавливаясь, то догоняя

процессию, перемещалась, поблескивая лаком, "Волга" – скорее всего райкомовская, которая

привезла из райцентра знаменитых сыновей деда Агея. Наверное, из-за этого-то похороны и

были поздними.

Бояркина удивила необычность музыки, хотя это был тот же привычный тяжелый и

медленный марш, который играется на всех сельских похоронах. Видимо, музыканты были

из райцентра и так привыкли обслуживать все районные похороны, что позволяли себе

импровизировать, К тому же они долго томились, ожидая начала, и наверняка выманили

водки для "продувки" инструментов. Им самим теперь уже было не до скорби, но они

помнили, что, извлекаемые ими звуки, должны были быть скорбными, угнетающими душу.

Музыка состояла из того, что сначала жалостливо и долго тянула мелодию одна труба, а когда

выдыхалась, то почти то же самое, но в ином тембре, повторяла другая. Потом все это

вместе… Явно перебарщивал ударник, видимо считающий, что для тоски и скорби нужно

больше звона и грома. К тому же, в поле, к Бояркину звуки барабана долетали лучше и,

вслушиваясь, можно было понять, что хотя музыка рассказывала о смерти, но ударник-то –

человек живой и веселый, потому и барабан его сквозь тоскливый вой труб стучал пусть не

так часто, но зато так же упруго и настойчиво, как живое человеческое сердце. Какая же это

нелепость – смерть! Какая нелепость все эти обряды прощания. Как не подходит, как чуждо

это человеку!

Николай хотел обуться и идти в общежитие, но, увидев, что ноги в иле, забрел снова в

лужу и, забывшись, стал вместо ног ополаскивать лицо и руки. Хоть смерть впервые

показалась ему не такой страшной, но все-таки похороны произвели впечатление.

"Неизвестно, что будет через миллион лет, но ты-то ведь смертный и никогда не узнаешь, как

будет существовать вечное человечество. Если тебя не будет, то тебе-то что до этого?

Конечно, люди будущего могут научиться выращивать искусственного человека, и если ты