воду в кухне, ругал себя. "Однако, – отметил он про себя, – зато вчера я никуда не побежал".
Окно в квартире всю ночь простояло открытым, и в комнате был уличный утренний холод.
Николай кое-как почистил и погладил брюки, затоптанные при раздевании, разобрал
накопившуюся почту. Писем не было. С похмелья ему почудилась какая-то вина перед всеми,
и надо было обязательно делать что-либо полезное. Он взял приготовленную еще в прошлый
приезд тоненькую тетрадку, разложил свои заметки, листочки с обрывками мыслей о
педагогике и стал писать. Писать после тяжелой работы на стройке было непривычно.
Огрубевшие пальцы делали такие мелкие движения очень неуклюже. Сама кисть руки
казалась слишком большой. Николай писал без перерыва часов до двенадцати, потом
раздобыл в холодильнике колбасу из старых Наденькиных запасов, пожевал ее с хлебом,
который попросил у Машуни, и потом начисто переписал свою работу. Она оказалась
небольшой. Закончив, с облегчением вздохнул, пролистал, не читая, а лишь глядя на
исписанные листы, и остался доволен. Только тут он обнаружил за окном гул бурлящего
города. Хорошо было бы сейчас пройтись по улице, удивляя прохожих ранним загаром,
выпить кружку холодного кваса из ярко-желтой бочки. Хорошо бы повстречать кого-нибудь
из знакомых и, приветствуя, кивнуть им, убеждаясь, что ты в этом городе хоть немного, да
свой. Николай быстро оделся, вышел на улицу, сразу же перекусил в ближайшем кафе,
отделанном деревом под русский стиль, и потом направился к универмагу – самому
многолюдному месту. Было даже интересно: кто из знакомых встретится первый. Но долго
никто не встречался, и Николай вспомнил про телефонные номера. Первой Бояркин решил
позвонить Лене. Для этого звонка требовалось настроиться на веселый, игривый тон. Лене
было двадцать пять. Они ехали с ней в автобусе и переглядывались, а на остановке легко
познакомились. Ночевали в ее квартире. Лена была замужем, но муж находился в постоянных
командировках. Но когда это было… Чтобы звонить туда, надо было придумать вариант на
тот случай, если ответит мужской голос. Николай решил, что в этом случае он сразу же как
можно радостней завопит: "Здорово, Мишка! С тебя магарыч! Достал я все-таки покрышки!
Давай кати ко мне, но только через гастроном! После этого выяснилось бы, что он ошибся
номером, только и всего. При хорошем настроении наладиться на такую игру было легко, но,
когда трубку не подняли, Бояркин перевел дух с облегчением. Он тут же отыскал следующий
номер, но звонить по другому номеру с другим лицом из той же будки оказалось
невозможным. Николай решил пройтись и позвонить со следующего телефона. Три автомата
подряд были без трубок. Некстати вспомнилось, как однажды ночью у Коляшки подскочила
температура до тридцати девяти и пяти. Наденька, почувствовав его жар, яростно растрясла
мужа. Она была полуголой, взлохмаченной, с вытаращенными глазами, а когда взглянула на
градусник, то сделалась какой-то невменяемой. Она слышала где-то, что при высокой
температуре свертывается кровь, и, видя вялость ребенка, решила, что он умирает. Николай
хоть и не запаниковал, но Наденькин страх ему передался, и когда в одной рубашке он бежал
к ближайшему телефону вызывать "скорую", то молил бога, чтобы телефон был исправен. А
когда с автоматом повезло, то в этом сразу почудился какой-то добрый знак. Теперь же в
сломанных телефонах содержалась определенная назидательность. К тому же, вспомнив
жену и сына, Николай почувствовал, что звонить не может вовсе. К очередной будке он
подошел нерешительно, но этот телефон работал, и трубку подняли. Бояркин сразу узнал
голос Люды.
Через полчаса они встретились.
Бояркин видел немногих женщин, которые умели бы с таким вкусом одеваться, как
она. Таких обычно показывают в кино, где есть урбанизация и эмансипация, где нужно
проехать в автомобиле, красиво держать сигарету или не спеша выпить бокал вина. Люда
была энергичной и сообразительной, превосходно шила на себя. Все это позволяло ей
мгновенно реагировать на хитрые финты моды. Конечно, ее личность, как и личность всякой
женщины, изначально состояла из того древнего, вечного, что досталось от природы – из
желания любви, из жажды материнства. Но, казалось, что Люда в свои тридцать (или чуть
больше) лет отдала этому обязательному полный долг и стала жить какой-то абстрактной,
надстроечной жизнью. Познакомившись с Бояркиным, она сухо сообщила, что у нее двое
детей мальчиков, а муж, штурман речного теплохода, пять лет назад утонул на пляже. Больше