естественная. Она не боится говорить даже о том, что невыгодно ее выставляет (как она
сказала: "училась так себе, на троечки"). Если она в чем-то и плоха, то в этом виновато ее
окружение и обстоятельства. Просто все это надо изменить". Бояркин почему-то
почувствовал виноватым и себя.
– Я знаю, куда тебе уйти, – сказал он, присев поближе. – Выходи замуж… за меня.
– Не надо смеяться надо мной, – прошептала Наденька.
В это время по тротуару с ревом промчался мотоцикл, плеснув светом в ее мокрое
лицо с обиженно выпяченной губой. "Ну что с ней, такой, делать, куда ее денешь…" –
подумал Николай.
Он долго убеждал ее, что не обманывает. Наденька плакала и не верила. Николай
несколько раз давал честное слово и сам был готов заплакать от жалости к ней, уже не
верившей ни во что доброе.
– Мы обойдемся без застолья, без машин с шарами и лентами, без колец, – уговаривал
он. – Терпеть не могу этой напыщенности. Я и так не обману. Мы снимем квартиру и станем
жить так, как захотим. Будем читать… Ты чем-нибудь увлекаешься? Ну, вот в лаборатории ты
что делаешь?
– Мою разные склянки, колбы…
– А дома? Слушай-ка, а что если ты будешь играть на гитаре?
– А я на пианино играю, – сказала Наденька.
– Да ты что! Вот это да! А где ты училась?
– В кружке при доме культуры мамкиного завода. Стала учиться, когда приехала в
город.
У Бояркина отпали всякие сомнения. Он уже мысленно видел и квартиру, и семью, и
жену, которая занимается музыкой и учит его самого. Атмосфера семьи будет
доброжелательная, творческая, и тем, кто к ним придет в гости, будет интересно.
Освещенные далеким застывшим светом фонарей, они проговорили всю ночь. С
рассветом Николай рассмотрел, что у его невесты короткие светлые реснички, крупный нос,
большая нескладная фигура. Подавляя в себе шевельнувшееся недовольство, Николай
поспешно вернулся к уже нарисованной картине семьи – Наденька будет в длинном халате,
она будет заниматься музыкой, и музыка наложит отпечаток одухотворенности на ее
личность и, следовательно, на весь облик. А с одухотворенностью такое лицо может быть не
только привлекательным, но и оригинально-загадочным. И это лицо – именно это – станет
для него родным. Николай отметил, что свою формулировку о привычке нужно дополнить
пунктом о принятии внешнего своеобразия избранной. Этого он почему-то не предусмотрел.
Увидев первый автобус, замелькавший за домами, они удивились. Потом, в разных
сторонах откликнулись сонным гулом другие автобусы и машины. На ближайшей улице
разом потухли все фонари. Город просыпался. Начиналась суббота. У Наденьки был
выходной, а Николаю предстояло работать в утреннюю смену. Они уже прощались, когда из
подъезда вышла заспанная женщина с черным морщинистым лицом, в трико, лопнувшем на
коленке. На согнутом локте она держала старую плетеную корзину, неумело починенную
цветной проволокой. Наденька опустила голову.
– Это мамка, – тихо сказала она.
– И она действительно журналистка? – спросил Бояркин.
– Да, редактор многотиражки.
– А как ее звать?
– Валентина Петровна…
– А куда она пошла?
– Она уже с неделю по утрам ходит. Там, за домами, есть лесок. Сейчас грибы должны
появиться, так она не хочет проморгать…
"Разве уже осень?" – удивился Николай. Ему стало грустно – куда пропало лето? Было
ли оно вообще?
Ехать на работу было далеко – на другой конец города. Николай надеялся, что если в
автобусе удастся сесть, то он вздремнет хотя бы чуть-чуть. Но автобусы, как обычно, были
переполнены, и на задней площадке, где он застрял, прижатый к никелированной стойке,
было тесно даже ступням на полу. В нефтекомбинатовском автобусе он ехал вместе с
угрюмым, но свежим после сна Петром Михайловичем Шапкиным и вертлявым,
оживленным Федоськиным, который норовил то ткнуть, то щипнуть кого-нибудь из
знакомых.
– А ты откуда такой невеселый, – пристал он к Николаю, пытаясь "забодать" его двумя
пальцами. – Где сегодня почивал? Ну-ка, ну-ка, сознавайся… Ух, ты какой… Утю-тю-тю-тю-
тю…
В этот раз промазученная роба показалась Бояркину особенно холодной и тяжелой.
Когда ночная смена уехала отдыхать, все собрались у стола, чтобы поделиться новостями.
Бояркин сел с краю, задумался о своем.
Федоськин стал рассказывать, почему он сегодня, как обычно, не приехал на
установку на своей машине. Оказывается, вчера он обманул начальника цеха Мостова. Еще в
обед Мостов попросил Федоськина подвезти его после работы до проходной, потому что он