жизни. С разговорами они до полпервого не легли спать, а в полвторого были разбужены
резким стуком по стеклу. Надернув трико, не проснувшийся толком, Николай хотел выйти в
сенцы и спросить, кто стучит, но только откинул он крючок, как ручку тут же выдернуло из
руки, и в комнату влетела Валентина Петровна. Бояркин отшатнулся, не узнавая ее.
Вытаращив глаза, он так и остался у колоды. Теща в длинном халате, к которому пучками
были нашиты пивные продырявленные пробки, пробежала к дивану, где лежала Наденька и
сдернула одеяло.
– Ты… – заорала она, щедро сыпя матами. – Ты, почему убежала со свадьбы? …ты,
такая! Для кого я старалась?
Наденька в одной рубашке села на диване, прикрывшись подушкой. Она как будто
ничему не удивилась и продолжала спать сидя. Николай подошел и встал рядом, ничего еще
не понимая. Валентина Петровна все распалялась. Их квартирку она назвала "домом
терпимости", а Наденьку "проституткой", но это были самые слабые ее выражения.
Окончательно взбесившись от собственной ругани, она замахнулась на Наденьку, и Николай
машинально, испуганно и от этого намертво перехватил ее руку.
– Кажется, я вас сейчас выкину отсюда, – сказал он.
– Паршивец, тварь неблагодарная! – рявкнула теща и, подпрыгнув, вцепилась ему в
волосы свободной рукой.
Бояркин, перекосясь от боли, с клоком собственных волос оторвал ее руку и
почувствовал непреодолимое, прямо-таки биологическое желание ударить. Казалось, сами
мышцы в руке заныли, ожидая сладкого стремительного действия. Переборов этот соблазн,
Николай, не чувствуя своей силы и удивляясь невесомости Валентины Петровны, мгновенно
вышвырнул ее за дверь. В ту секунду, когда теща была уже в воздухе по пути из комнаты в
сени, Бояркин испугался, что она ударится головой, но теща даже не упала… В темноте ее
поймали какие-то невидимые руки. Николай уставился в темноту. Он ожидал увидеть кого-
нибудь метрах в двух от себя, но вдруг перед самыми его глазами за край двери ухватились
пальцы в кольцах. Николай потянул ручку, и в проеме появилось красное от натуги лицо
другой сестры – Раисы Петровны. Бояркин медленно тянул дверь, и ему некогда было
удивляться – он бы не удивился, если бы увидел там еще десять разных лиц. Раису Петровну
Бояркин мог легко перетянуть, но она вдруг вставила голову в оставшуюся щель. Чтобы не
раздавить ей голову и не сломать пальцы, Бояркин схватил ее прямо за лицо и хотел
оттолкнуть. Раиса Петровна попыталась укусить ладонь, но ладони было только щекотно, и
Бояркину, несмотря на всю фантастичность ситуации, стало вдруг смешно.
– Коля, Коля, – загнусавила Раиса Петровна со сплющенным носом, – мы же по-
хорошему, мы вежливо, мы в гости…
И Бояркин вдруг отступил – он не мог понять, почему это сделал, он был просто
огорошен бесподобной метаморфозой Раисы Петровны. Обе сестры (грузная Раиса тоже
была в халате с пивными пробками) с ревом и воем ворвались в комнату.
Николай сел рядом с Наденькой. Он никогда не видел людей в такой степени
возбуждения и поначалу смотрел на происходящее неосмысленно, как на какую-то чужую
реальность, в которой по непонятным законам было естественно появляться откуда-то среди
ночи, причем поздней осенью в легких халатах с пивными пробками на них, орать, махать
кулаками, прыгать и лить слезы без видимой причины. Главная мысль всего их
последующего получасового представления заключалась в том, что испорченная свадьба не
может быть действительной. Недействительной была совместная жизнь молодых,
недействительна их квартира. Надо было сегодня продолжать гулять, а не сбегать. А если
сбежали, то все это аннулируется.
– Ну, так и гуляйте сами, кто вам не дает, – вставил Николай.
– А вот мы и гуляем! – взвизгнула теща. – Вот сейчас спляшем перед вами, барами.
От-та-та… от-та… Райка, давай-ка спляшем.
Валентина Петровна стала приплясывать. Это выглядело настолько глупо, что
казалось: теща вот-вот одумается и убежит от стыда, но ее вдруг поддержала и Раиса
Петровна – они заплясали обе, остервеняясь все больше и больше. Бояркин смотрел на них
даже с каким-то любопытством. Они плясали долго. Шло время, на улице стояла тишина, но
это их не касалось. Они без устали топали, звенели своими пробками, кричали и прыгали,
прыгали… Они почему-то не выдыхались, а даже, наоборот, только входили в азарт.
Валентина Петровна начала пристукивать комнатной антенной по верху телевизора, потом