— Макаронная работа! — сказал Гарри Пиль и вдруг ударил его кулаком по голове. Мальчик, как мешок, опустился на землю. — А это еще что за скелет? — спросил Гарри Пиль, глядя на меня.
— Я его привел, — сказал Бестер Китон.
— Скинь чепчик! — сказал Гарри Пиль.
Я не знал, чего он хочет. Тогда он осторожно, двумя пальцами взялся за пуговку и снял с меня кепочку.
— Артист! — Он вынул папиросы «Сафо». — Куришь?
Хотелось сказать: нет. Но я протянул руку за папироской и сказал:
— Случается.
Он вынул толстую, в виде бочки, зажигалку, нажал на донышко, она вспыхнула, как бы облитая бензином.
Вокруг молча пыхтели папиросками, и в темноте только ярко разгорались огоньки. Все молчали. И я молчал, ожидая, что будет дальше, испытывая приобщение к чему-то тайному, отчаянному.
Я пыхтел папироской, затягиваясь дымом, чтобы так же, как они, выпускать дым одновременно изо рта, и носа, и ушей. Но меня мутило. Все дальнейшее было похоже на обложку журнала «Радиослушатель» — в глазах быстро кружились желтые, зеленые и оранжевые круги.
Гарри Пиль прищуренно взглянул на меня.
— «Бублики Шараф-заде» знаешь?
— Знаю, — сквозь туман сказал я.
— А «Кухмистерскую Лапидуса»?
Я кивнул головой.
— «Кондитерскую Семадени»?
Я опять кивнул.
— Все знает, — впервые за все время ухмыльнулся Бестер Китон.
— Справочник «Весь Киев и его окрестности», — сказал Гарри Пиль.
Он вытащил из-за пазухи и повертел перед носом замасленным конвертом с адресом «Бублики Шараф-заде».
— Вечером, — сказал Гарри Пиль, — сунешь письмо в щель под дверью, позвонишь и спрячешься и следи, пока не выйдут и не возьмут письма. Убежишь раньше — ноги оторву, а потеряешь — голову оторву.
Он вручил мне письмо. На конверте точками изображен был силуэт револьвера, а под ним череп и кости крест-накрест.
Я сразу протрезвел.
— А что это за письмо?
— Амурное, — подмигнул Бестер Китон.
— А зачем череп и кости?
— Слушай, есть еще вопросы? — сказал Гарри Пиль.
— Нет, вопросов нет, — сказал я.
— Ну, так делай вольт. Двигай! Одна нога здесь, другая там.
Письмо имело очень подозрительный вид. Я никогда не занимался такими делами, мне и не снились такие дела.
— Нет, я не понесу, — сказал я.
— Ты что, дефективный?
— Нет, не дефективный, только такие письма не ношу.
— А какие ты носишь?
— Никакие я письма не ношу.
— Ты кого мне привел? — накинулся Гарри Пиль на Бестера Китона.
Бестер Китон отскочил в сторону, но тот его поймал.
— Ты, кокаинист!
Он тряхнул Бестера Китона с такой силой, что с того посыпалась пудра, потом подошел ко мне и задышал самогоном, и впервые так близко увидел я нечеловеческие глаза.
— Ты как думаешь, что я могу с тобой сделать?
— Я не знаю.
— Ну вот, хорошенько подумай, пораскинь мозгами.
Он перекинул папиросу в другой угол рта.
— «Бюро похоронных процессий Приходько» знаешь?
— Да, — сказал я.
— Имеется большой выбор гробов, венков, катафалков. Для бедных большая уступка.
Он подставил свою бульдожью туфлю цвета «Танго».
— Стряхни пыль!
Я не шевелился.
— Часы идут, — сказал Гарри Пиль.
Я смотрел в его бешеные, спокойно улыбающиеся, красивые глаза. И не шевелился. Я не хотел ему поддакивать.
— Скоро ночь, — сказал Гарри Пиль.
Гарри Пиль, спокойно улыбаясь, держа папиросу в углу рта, вдруг размахнулся, и я почувствовал во рту теплый, сладкий запах крови. Я завизжал и, не помня себя, со всей силой, как по футбольному мячу, ударил его ногой в живот. Он охнул, и я выскочил из пещеры. Я бежал, весь горя от возбуждения, и страха, и радости. Я был готов теперь выдирать колья, рвать колючую проволоку, пройти через все. Издали раздался свист, но никто не бежал за мной.
Солнце ослепило меня, и трава казалась огненной, как во сне.
А я бежал и бежал, задыхаясь и глотая воздух, пока не добежал до первых домов.
Узкими гористыми улочками, где дома, казалось, стояли на плечах друг у друга, мимо крашеных заборчиков, закрывавших маленькие дворики, я спустился в шумные, захлестнутые густой толпой улицы, а потом вышел на Крещатик.
Зажигались ранние осенние огни.
8. Лотерея
— Кто не играет, тот проходит мимо своего счастья! — кричал на углу усатый дядька с распухшим свекольным носом. — Коньяк можно выиграть! Какао «Стелла» можно выиграть! Амура-купидона!
Усатый дядька из «Охраны материнства и младенчества» протягивал прохожим большую картонную карту, наглухо заклеенную голубыми бумажными лепестками. Надо было сорвать лепесток и, открыв печатную цифру, заплатить эту цифру копейками. А когда все лепестки в ряду были сорваны, лотерейщик обнажил красный контрольный номер выигрыша. И все ахали. Выигрывала обычно копейка.