Неизвестность тяготила сильнее всего, высасывала силы. Иногда становилось совершенно нестерпимо, когда больше всего хочется вцепиться врагу в глотку, забыв о собственной жизни. Чего ждали Молодые Боги? Их слуги не вмешивались, ну или почти не вмешивались. Где-то раздавали зерно и солонину из храмовых запасов, но и там голодные, получив долю, отходили, мрачно и дико глядя на сытых, лоснящихся жрецов. Слов благодарности почти не звучало.
Но нигде, нигде ещё никто не дерзнул покуситься на сам храм, на само святилище. Жрецов, случалось, убивали и прежде, но по причинам обычным, вполне понятным — разбойников занимали кошели, а не месть.
Старый Хрофт стоял у края пепелища, ветер слабо шевелил тонкие лепестки золы.
Началось, стучало в висках, хотя он сам ещё не мог поверить, что и впрямь — началось то, чего он разом и ждал, и страшился.
Не зная, на что решиться, медленно прошёл по селению, остановился у первых попавшихся ворот, громко постучал.
Ответили не сразу. Заливались злым лаем псы, отрабатывая хозяйский хлеб; Отец Дружин чувствовал на себе злые, недоверчивые взгляды, но стоял спокойно, как всегда.
— Добрые люди! — громко воззвал он. — Я просто странник и хотел лишь спросить, что здесь случилось? Я не обременю вас просьбами ни о пропитании, ни о ночлеге.
Скрипнула дверь. К воротам медленно, бочком, выбрался крепкий и широкоплечий — гному впору — бородатый мужичок, с доброй секирой в руках.
— Чаво те? Чаво шумишь, колготишься?
— И тебе привет, радушный хозяин, — сверкнул единственный глаз Старого Хрофта. — Надеялся проведать, что тут приключилось, ничего больше.
— И хлеба клянчить не станешь? — недоверчиво воззрился мужичок. О Старом Хрофте он, скорее всего, никогда ничего не слышал, приняв за обычного странника, пусть и не слишком обычного вида. — Нету у нас хлеба! Сами с голоду пухнем, на лебеде сидим…
— Ничего клянчить не стану, напротив, своим поделюсь, — Отец Дружин полез в суму, извлёк внушительного вида ковригу. — Твоя. За правдивый рассказ.
Мужичок аж икнул, увидев хлеб.
— Ну, слухай, коль так… Замятия у нас вышла со жрецами, чаво уж там таить. Прошёл слух, што зерно они прячут, не делятся, мол, плохо мы Ямерта ихнего славили.
— А вы плохо славили?
Мужичок пожал плечами, но глаза его как-то хитровато потупились.
— А хто ж яво знае… Шоб словес не тратить много, так скажу: подступили мы, значить, ко храму со слезами да покорствованиями, мол, поможете, чем можете, детишки мрут, сами еле ноги таскаем, скоро некому в этот храм ваш ходить станет…
— И что же жрецы? Отказали?
Бородатая физиономия сконфуженно поморщилась.
— Да не так, шоб сразу… Мол, мало у нас зерна, в другие храмы отправляли, хде оно ещё хужее… Ага, так мы им и поверили! Сами всё и сожрали, точно грю! Ыщщо рекли, дескать, послано ужо за помощью, ждите, придёт обоз с хлебом, за морем якобы куплено… Мы к ним, когда ж придёт-то? Не перемрём-то все к тому сроку? А они — того не ведаем, мы люди маленькие, давайте вот все вместе пресветлого Ямерта молить, шоб пособил, значить… Ну, тут у нас ретивое-то и взыграло… Поучили мы их малёха, поучили да переборщили слегонца. Хлипкие они оказались, жрецы-то, с полусотни дрынов по спинам-то и померли, болезные. Тут-то у народа и того, всё и помутилось. Чаво уж теперь терять-то, самое жуткое уж сделано… так хоть погуляем напоследок. Перетрясли мы храмину-то ихнюю, сверху донизу перетряхнули, малёха хлеба нашли, поделили, всё честь честью, по едокам. Потом подпалили. Гулять так гулять!
— Славно погуляли, — Старый Хрофт оглянулся на пепелище, слабо точившее тонкие струйки дыма.
— Угу, славно, — подтвердил мужичок. — Веселуха была, чаво уж там… Вот теперь сидим, гадаем, шо дальше-то будет…
— Что будет, — мрачно сказал Отец Дружин, глядя прямо в глаза мужичку, — то будет, что надо вам отсюда убираться всем, пока не поздно.
— Кудысь это убираться? — не понял хозяин. — Мы отсюда — никуда! Земля тут наша, дома, скотина вся, обзаведение… Не-ет, дурней нема. Пересидим, авось пронесёт, как всегда проносило. Голодухи-то и так случались, да проходили, бесконечных не бывает, это всякому знамо.
Старый Хрофт промолчал. Не убедить, не поверит. Да и как ему поверить-то? Где тот Ямерт, где те боги? Там, далеко, за небом, а может, и ещё дальше.
Но… Страх служил ему верно. Словно старый преданный пёс, он поднимал тревогу, когда, казалось бы, ничто ничему не угрожает.
— Сотворят тут землю пусту, — проговорил Старый Хрофт.
— Ась? Чавось?