Что сделал Максимчик, чтобы заслужить это «слава богу!», Эдуард так никогда и не узнал. На красивой старой улице пахло красиво дымом, когда грустный книгоноша плелся к трамваю.
Других знакомых портных у него не было. Нормальный портной в ателье в те годы не умел да и не захотел бы сшить расклешенные брюки. Что делать? Когда Эдуард обратился за советом к Юрке Кописсарову, Юрка сказал, что других знакомых модных портных у него нет, и философски заметил: «Зачем врал?»
О том, чтобы вернуть материал Зайцу, не могло быть и речи. Это значило навеки уронить свое достоинство в глазах новоприобретенных друзей, а главное — Анны. Прослыть трепачом. Подумав, Эдуард решил сшить брюки сам. Прежде всего он в сотне точек измерил свои собственные расклешенные брюки и перенес размеры на бумагу. Получился чертеж брюк. Раиса Федоровна скептически наблюдала за действиями сына, разложившегося с бумагой, мелом, тканью и угольником на семейном круглом столе в единственной их комнате «Как же ты собираешься шить? Ты же не умеешь?» — заметила она. Однако ей, видимо, было интересно, как же сын ее выпутается из истории, о которой, обычно скрытный, он решил почему-то ей рассказать.
Конечно, он никогда не шил брюк, но иголку держать в руках умел. Несколько лет практики — подпольного, втайне от матери, зауживания штанин, сделали его вполне сносным передельщиком брюк. Еще у него был явный прирожденный талант чертежника, он хорошо понимал геометрию. Еще мальчиком он иногда умудрялся заработать пару рублей тем, что увеличивал соседкам по дому и даже, когда в конце концов его слава возросла, женщинам из других домов, выкройки из журнала «Работница». И вообще любые выкройки.
Вооруженный этими начальными навыками и здравым смыслом, затратив на свое предприятие сорок восемь часов (особенно трудно оказалось понять устройство карманов), он соорудил брюки. И мать, Раиса Федоровна, к собственному удивлению, обнаружила, когда сын надел их, что это хорошие брюки. Можно сказать, даже отличные брюки. Не желая сдавать позиций (в основном позиция сводилась к уверенности, что сын ее «ни на что путное не способен»), Раиса Федоровна все же спросила:
— А этот, как его, Заяц, действительно такого размера, как ты?
— Чуть худее… — буркнул сын.
В понедельник, отправляясь продавать народу книги, он захватил с собой новые брюки Зайца.
Худенький, с морщинистой физиономией Заяц, он же ученый физик Виктор Зайцев, белая и пышная жгучая брюнетка Женя Кацнельсон в черной шубке и Анна в ярком, цветами, платке поверх грубошерстного пальто с меховым воротником, явились в обеденный перерыв. Так как в тот холодный зимний день книгоноше было позволено установить стол рядом с сорок первым магазином, то Заяц, с разрешения Лили, ушел в подсобку примерить брюки. Вышел Заяц из подсобки другим человеком.
— Заяц, какая у тебя прекрасная фигура! — закричала Анна. — Я всегда думала, что у тебя тощий торс и огромная жопа. А это, оказывается, вина ужасных твоих штанов. Какой ты молодец, Эд! — И Анна поцеловала Эда.
— Действительно, здорово… — сказал Заяц, разглядывая себя в стеклянную дверь. — Не ожидал. Сколько я тебе должен?
— Ничего, — сказал, смотря в сторону, книгоноша. Тогда он еще не умел брать с людей деньги за свой труд.
— Ну-ка, Заяц, повернись! — строго попросила Женя. Заяц послушно, но, скорчив хмурую гримаску, повернулся. — Не слишком ли затянут зад? — обратилась Женя к книгоноше.
— Такой фасон, — вступилась за брюки Лиля-директриса, гордая талантливым подчиненным.
— Так сколько я тебе должен? — переспросил Заяц, дружески похлопав книгоношу по плечу.
— Ты же говорил, семь рублей, Эд? — сказала Анна. (Может, он и сказал семь, нужно же было что-то соврать, сколько с него брал Максим, он забыл.)
— На… Спасибо огромное, старичок. — Заяц неловко сунул книгоноше в руку десятку.
— Сейчас я тебе сдачу дам… — Книгоноша зашарил в карманах.
— Какую сдачу… Забудь… — теперь застеснялся Заяц. — Ты на обед идешь? Идем с нами в кафе. Я угощаю.
— Не знаю. Вообще-то нужно работать… — Книгоноша оглянулся на директрису.
— Попроси Задохлика постоять за тебя час…
— Постою-постою… — согласилась Задохлик, высунувшись из-за портьеры, где она считала на счетах.
Радостный книгоноша выскочил с приятелями из магазина, и они отправились в кафе на площади Гоголя обмывать первые сшитые им брюки. Так он стал портным.
После Зайца ему пришлось сшить брюки Кулигину, бывшему мужу Вики, бывшему любовнику Анны. Впрочем, в то время Анна, кажется, еще спала иногда с Толиком. А может быть, нет? Эду кажется, что да, но ведь он сам тогда еще не спал с Анной. Кулигин… человек в очках, человек с книгой… Умный Толик, остроумный Толик, все знающий Толик, обаятельный Толик… На одно отрицательное качество в Кулигине — он много пил — казалось, все остальные девяносто девять были исключительно положительные.