"Я спасен! -радостно подумал Рене.-Сюда приказ еще не успел дойти!"
Он дошел до главных ворот. Это было последним и притом самым маленьким препятствием. Наряд часовых обыкновенно сидел в кордегардии у ворот, и достаточно было постучаться, чтобы после опроса ворота раскрылись.
Рене постучался.
– Кто идет? -спросил часовой.
– Рене! -ответил парфюмер.
Он думал, что теперь ворота беспрепятственно откроются, но вместо этого из кордегардии вышел Крильон и крикнул:
– Эй, пост, сюда!
– Ваша светлость,-дрожащим голосом спросил итальянец,кажется, вы не узнали меня? Ведь я Рене Флорентинец!
– Арестуйте мне этого болвана и отберите у него шпагу! – приказал Крильон, не удостаивая парфюмера ответом.
Один из солдат взял у Рене шпагу и подал ее Крильону, Герцог обнажил ее, далеко отбросил ножны и переломил шпагу о колено, причем воскликнул:
– Вот как поступают с проходимцами, которые корчат из себя дворян и только бросают тень на верных слуг короля! Связать этого убийцу!
Рене связали и отправили в Шатле. Крильон отправился сопровождать его.
В то время губернатором Шатле был старый сир де Фуррон, ненавидевший всех иностранцев-авантюристов, а следовательно, и королеву-мать. Сир де Фуррон по верности долгу и бесстрашию был своего рода маленьким Крильоном.
– Месье,-сказал ему герцог,-видите ли вы этого субъекта. Это Рене Флорентинец, убийца, которого скоро казнят колесованием.
– Давно бы следовало! -ответил губернатор.
– Вы отвечаете мне за него своей головой!
– Отвечаю! -спокойно согласился Фуррон.
Когда на Рене надели кандалы и втащили его в камеру, он понял, что теперь ему уже нечего ждать.
"Ах! -подумал он.-Почему я не послушал сира Коарасса, этого проклятого беарнца, который читает будущее в звездах?!"
А тем временем, когда Рене поминал сира де Коарасса, по следний сидел с Ноэ на набережной, выжидая, когда на колокольне пробьет десять часов.
– Ну-с, голубчик Ноэ,-сказал он,-как, по-твоему, я справился с ролью астролога-предсказателя?
– Очень хорошо! Но я думаю, что Пибрак прав и что Рене скоро освободят, и так как рано или поздно он поймет, что мы попросту мистифицировали его, то…
– Знаешь тогда что, Ноэ? Тебе надо похитить Паолу!
– Но ведь вы сами недавно согласились, что это опасно!
– Да, но теперь я думаю устроить это иначе. Если Паола согласится добровольно оставаться твоей узницей, то мы можем поместить ее вместе с Годольфином, и его уже не надо будет держать на запоре. А Паола будет нам отличной заложницей!
– Что же,-сказал Ноэ,-это, пожалуй, хорошая идея, и я подумаю о ней. А пока я пойду позондирую почву в этом направлении!
– Ну а я пойду злословить о принце Наваррском! -смеясь, сказал Генрих.
Десять ударов колокола гулко понеслись в воздух. Когда Генрих подошел к потерне, Нанси уже поджидала его. Она взяла его за руку и повела по темной лестнице.
– Однако! -сказал принц.-Почему это мне кажется, что сегодня мы поднимаемся выше?
– Так оно и есть!
– Значит, Лувр подрос в эту ночь?
– Разумеется нет!
– В таком случае принцесса переселилась этажом выше?
– Тоже нет!
– Но,,, тогда…
– Разве вы не слыхали, что короли иной раз венчаются через уполномоченных ими на это лиц? -шепнула Нанси.
– Разумеется слыхал!
– Ну, так сегодня и принцесса поступает так же!
– То есть?
– То есть на свидании буду я!
Сказав это, Нанси открыла дверь и ввела принца в очарова тельную комнатку.
– Здесь я живу,-сказала Нанси.-Можете броситься к моим ногам; все, что вы мне скажете, будет добросовестно передано по назначению доверительнице! -Она принялась хохотать словно сумасшедшая, закрыла дверь, задвинула засов и продолжала: -Да ну же, бросайтесь к моим ногам!
Генрих взглянул на нее: Нанси была очаровательна.
IVГенриху было около двадцати лет, Нанси -не более шестна дцати. Если камеристка была насмешлива, то Генрих отличался смелостью. Белокурые волосы и голубые глаза Нанси сразу вскружили ему голову и заставили забыть и о принцессе Маргарите, и о красотке-еврейке. По своему обычаю, принц сейчас же приступил к решительным действиям. Он протянул руку, чтобы обнять Нанси за талию, но девушка ужом вывернулась из его объятий и, насмешливо улыбаясь, заметила:
– Моя доверенность не простирается так широко!
– То есть… как это? -спросил Генрих.
– Да ведь вы же знаете, что я олицетворяю здесь собой особу принцессы! -смеясь, ответила Нанси.
– Ну вот еще! -возразил Генрих.-Я не думаю ни о ком, кроме вас. Вы очаровательны!