И теперь третьекурсник Попов, почувствовавший вдобавок и благодарную роль наставника, решил пойти дальше по карьерной лестнице. И для дальнейшей работы теперь уже по специальности, он вполне естественно выбрал КБ-8, занимавшееся разработкой двигательных установок, в частности жидкостных реактивных двигателей (ЖРД) и других энергетических установок. Но отдел кадров направил Попова на работу в Отдел Главного технолога на должность техника, с испытательными двумя месяцами, где он должен был заниматься трубопроводами для ЖРД и их испытаниями, что, кстати, тоже не противоречило его институтской специализации.
Так что теперь на первом этаже цеха № 20 у Кочета остались только старшие его по возрасту прежние приятели — Василий Иванович Каширин, Яков Александрович Родин и Валерий Жак, к которым он периодически ходил с удовольствием «поточить лясы». И в этом Кочет увидел новую для себя стабильность.
Стабильно стало и в квартире Кочетов — Олыпиных. Утром все расходились и разъезжались на работу и учёбу. А к вечеру, по пути пройдясь по магазинам, постепенно собирались в квартире, в которую в двадцать три сорок последним входил Платон. Алевтина Сергеевна всегда ждала сына с сытным ужином. А аппетит у того осенью был отменным.
— «Мам! А ты обратила внимание, что на меня уже вторую осень подряд нападает жор?!» — спросил Платон маму, с удивлением увидевшую, как тот прямо из сковороды доедает её бывшее полным содержимое из голубцов с мясом.
— «Да уж! Аппетит у тебя, скажем прямо, стал зверским! Ты за раз смолотил то, что я приготовила на всех на завтрашний день!? Но ничего! Я Настю попрошу приготовить! Но это вполне объяснимо! У тебя вон, какие нагрузки?! Ты работаешь и учишься весь день!» — успокоила она сына.
— «Ой! Извини! Очень вкусно было, и я за разговором как-то не заметил!? А мне бы наверно хватило и половины!».
— «Да ничего! Всё нормально! Мне же интересно было послушать, как прошёл твой день! А то, вон, от Насти теперь слова не добьёшься! Только и слышу — всё нормально! В общем — другая семья!» — успокоила сына Алевтина Сергеевна, сокрушаясь лишь уменьшению контакта с дочерью.
— «Да, другая…, одним словом, Олыпины!» — согласился с матерью Платон, про себя загадочно улыбаясь.
— «И ты, когда женишься, тоже наверно не будешь со мной разговаривать?!».
— «Ну, почему же? Да и когда это будет?! И потом, мне всегда было приятно тебе и папе рассказывать о моих делах, особенно об успехах!».
— «Да! Ты у нас большой любитель похвастаться!».
— «Мам! А перед кем мне ещё хвалиться, как не перед ближними родственниками и друзьями?!».
— «Да, ты прав! Иначе это будет бахвальство! И кто-нибудь из завистников непременно сглазит твой успех?!».
— «А я в сглазы не верю! Это сам человек виноват! Зазнаётся и перестает работать, как надо! Вот успех и ускользает от него, уходит к другому — старающемуся!».
— «Может быть, может быть? Но насчёт сглаза ты не прав! Они разные бывают! О некоторых ты даже никогда и не узнаешь, а они есть! Не раз проверено!».
— Не, мам! Уж, извини, а с тобой вместе жить я, скорее всего, не смогу!? Во всяком случае, долго!? Я же тебе как-то давно говорил об этом?! — молча про себя, всё ещё говорил с матерью Платон, уходя спать.
А на работе его ждали неспешные хлопоты с обустройством их нового участка и домашние институтские занятия, в частности решения примеров по математике, что он любил делать именно на работе в кабинете начальника.
Познакомиться с создающимся участком Д.И. Макарычева в этот день пришли две молодые женщины — инженеры-металловеды из лаборатории магнитных материалов Валерия Кроликова. Это была симпатичная кареглазая брюнетка — дочь генерала — Татьяна Покровская и её коллега-подруга — страшноватая на лицо, но фигуристо-рельефная, шикарная кареглазая блондинка Наташа. Платон их увидел, возвратившись с обеда, когда в одиночестве дежуривший на участке Валера Панов, расплывался в улыбке, проводя для них экскурсию. Поэтому Платон поначалу и удивился, увидев их здесь и впервые с ними поздоровавшись. Он их видел и ранее, когда эти две незамужние и в полном соку молодые женщины в обеденный перерыв дефилировали от шестнадцатого корпуса мимо двадцать четвёртого, в котором работал почти весь цвет мужского интеллекта ЦКБМ. Но изредка компанию им составлял лишь один их товарищ по институту — рыжий и толстозадый нарцисс Евгений Зайцев, больше любивший женское общество, нежели мужское, и пытавшийся походить на молодого Фридриха Энгельса.