— Наконец-то я вас разыскал! Мне очень хотелось увидеть друга Вани Быстрова, — говорил Орджоникидзе, душевно здороваясь со Степаном.
— Мне тоже, товарищ Серго… — У Жердева осекся голос. — Извините за вольное обращение, товарищ член Военного совета!
— Пожалуйста! Серго — моя партийная кличка с юношеских лет, и когда меня так называют, вспоминается пройденный путь — мечты, горячие дерзания, провалы и удачи… все то, из-за чего, безусловно, стоило жить. Ну, тревожитесь об участи своего полка?
— Сами посудите, отозвали в такой момент…
— Что делать? Не хватает активных штыков, не хватает боеприпасов, и не каждому политработнику довелось бы вернуть боевой дух надломленной поражением бригаде. Теперь нужен хороший удар по марковцам — с этой целью вы отправитесь на дмитровский участок!
— Я готов.
— До штаба седьмой дивизии поедем вместе. Не будем терять времени, товарищ Жердев, успех фронтового дня обеспечивается с ночи!
Они пошли через бугор, на котором дотлевал подожженный снарядом стог сена. Вокруг розоватого пепла быстро уплотнялась темнота, и даже липучий снегопад, освежая избитую, обезображенную землю, не мог разредить смолистую накипь мрака. Лишь иногда сверху робко процеживался сквозь облачную теснину молочно-синий свет, указывая место в океане студеного неба, где плыл легкий струг месяца.
Примолкли, сгинули в небытие затаенно лежащие неподалеку вражеские цепи. Устало и выжидающе-чутко коротали время солдаты революции. Выделенные стрелковыми взводами красноармейцы спешили за бугор к походным кухням и возвращались, придерживая на шомполах котелки с приварком и ржаные буханки под мышкой.
Ветер доносил негромкие слова:
— Эх… ребятки, озябли, поди…
— Кулешком погреются… На эдакой стуже и воробушке крошка силы придает!
«Да, силы нам еще потребуются», — мысленно отозвался Степан простым, верным людям, что сутками не ели в бою и тем острее чувствовали голод в минуты затишья.
Орджоникидзе ускорял свой легкий шаг, передавая подробности сражения у Воронежа, которое решительно меняло картину войны. Деникин приказал Шкуро двинуть против конного корпуса Буденного двенадцать кавалерийских полков и один пластунский. Волчья стая пьяных кубанцев и терцев сначала потеснила красные части, однако четвертая буденновская дивизия фланговой атакой опрокинула их, и те в панике метнулись к Воронежу, наводя ужас на другие части. Завязались уличные бои в городе. Кичливый и самонадеянный Шкуро, возглавив за отсутствием Мамонтова два лучших корпуса, надеялся численным превосходством удержать Воронеж. Но буденновцы, изрубив многие его сотни, создали угрозу окружения остальным, и он, бросив штабной поезд с двумя оркестрами, запасом вина и расфранченными шансонетками, подался в автомобиле на Кастор ну ю…
— Дорого обошелся Деникину этот отвлекающий маневр, — продолжал Орджоникидзе, спускаясь по обратному скату к дороге. — А что запоет верховный главнокомандующий Юга России, когда наша конница прорвется в тыл Доброволии? Придется ему выбросить заветные планы покорения страны и восшествия на престол!
— Неужели Деникин помышлял о царской короне?
— Не только помышлял! Он хитро и ловко вел борьбу с явными соперниками, оттирая их на задний план, подчас умышленно губил общее дело в личных интересах. Он отказал в просьбе Колчака прислать офицеров, хотя у себя от излишества формировал офицерские части, а сибирскими полками адмирала командовали унтера. Он держал в бездействии армию Врангеля на Волге… Зато церковный собор всероссийского духовенства, окопавшись в Ставрополе, прямо величал его царем Антоном!
У дороги стояла легковая машина. Шофер Найденов открыл дверцу, осведомился:
— В Семерку?
И начал выруливать на твердый грунт.
Желтые лучи фар вонзились в бездонную тьму, осветив белые рои летящей пороши. Слева тянулся встречный обоз; лошади испуганно косились и храпели, сверкая тонким хрусталем инея; слышались окрики ездовых.
— Есть, товарищ Жердев, совершенно необъяснимые вещи, — тихо промолвил Орджоникидзе, опустив голову и задумавшись. — Ежедневно смерть косит на моих глазах людей, а в гибель Быстрова я не верю. Он стоит передо мной, такой же, как в дни наших встреч, с умным, прицеливающимся взглядом.
— Трогаете старые раны, товарищ Серго…
— Старые раны помогают нам лучше постигать новые события. Расскажите о кем, о своей дружбе с этим близким мне человеком!
Степан начал издалека, скупо и осторожно перевертывая страницы скитаний по чужбине. Быстров не являлся для него только другом — он был источником света и знания. Он готовился в неволе кайзеровского плена сам и готовил молодого большевика из Черноземья к упорной и нещадной борьбе за счастливую Отчизну.