Уездный город Степана белые оставили без боя. Рейд конницы Безбородко по тылам противника грозил отрезать части корниловцев и марковцев в присосенском крае.
В разрывах темно-бурых туч, нависших над землей, потерянной медяшкой желтело холодное солнце. Скупо, расплывчато открывались напряженному взору очертания городских кварталов, водокачка, пожарная каланча, долины рек Сосны и Низовки, сбегавших в одно русло за крутояром.
Сотрясая воздух орудийным громом, бронепоезд «Стенька Разин» начал обстрел заречной низины, куда уходили с переправы колонны врага. Снаряды раздирали звонкое небо, и на лугу, возле Беломестной слободы, полыхали черные костры разрывов.
От красноармейской цепи ускакал по завьюженному предместью и скрылся за домами Акатовской улицы Бачурин с разведчиками. Скоро на мглистом склоне побережья сухим горохом рассыпалась торопливая ружейная перепалка.
«Наткнулись на заслон у Сергиевской горы», — догадался Степан, убыстряя шаги.
Он шел от Крутых Обрывов с ужасом и болью в сердце за судьбу Насти… Сейчас ему казалось, что он мог бы предотвратить беду, действуя иначе.
Много дерзких, хитроумных маневров запоздало роилось у него в голове, уже не в состоянии помочь, а лишь причиняя новые муки.
Однако чем больше Степан страдал, тем яростнее пылала в нем жажда битвы. Он всматривался в пепелища пожаров родного города, в знакомые просветы улиц и переулков, заклеенных плакатами Освага, и уверял себя, что еще недавно здесь проехал Ефим… Не было у Бритяка короче пути!
— Товарищ комиссар! — подскочил один из разведчиков, пыливших обратно расстроенной группой. — Заклинило у кадетов на переправе… Ух, заклинило!
— Не выбрались?
— Кошма-а-р! Пехота, конница, обоз — сшиблись в общую кашу!
— А начальник где? — спросил Степан, не видя среди всадников Бачурина.
Разведчик оглянулся и смущенно заморгал глазами.
— Мы, товарищ комиссар, столкнулись с ихним разъездом… Постреляли чуток из карабинов и назад… А Бачурин, значит, увязался за каким-то горцем…
— Куда же он девался?
— Не могу знать.
Степан досадливо махнул рукой, и кавалеристы опять подались вперед. Следом за ними, обгоняя пехоту, вынеслась пулеметная запряжка. Касьянов деловито правил резвой парой куцехвостых маштачков. На санках-бегунках сидел у «максима» худой, обмороженный Николка. По сторонам мелькали наглухо закрытые дома, базарные лари; вот и здание исполкома, вторично покинутое городским головой Адамовым. Но мальчуган ничего не замечал, поторапливая ездового.
— Стой! — крикнул он, когда сани выкатились на гребень Сергиевской горы.
Отсюда узкий мост на луговую сторону и дорога отступающих представляли отличную цель. Страшная драма разыгрывалась у переправы: офицеры и солдаты с искажёнными лицами опрокидывали повозки беженцев в реку, пробивались через толпу, стреляя в упор.
Вдруг пулеметчики услышали неподалеку конский топот, гортанные выкрики, и тотчас из-за древней церквушки показался на взмыленном коне черный джигит, преследуемый Бачуриным. Это был тот самый горец, что под Кшенью требовал расправы с пленными красноармейцами, хотя от прежней дикой удали и горделивости у него осталась только коричневая папаха, перекрещенная сверху золотым позументом. Бачурин успел обрубить на нем бурку, сделав фигуру перепуганного врага по-индюшачьи уродливой и жалкой. Он летел сзади, размахивая клинком, отчаянно-легкий, как степной беркут.
— Эй, кунак, зачем нада убивать? Зачем нада памирать? — кричал горец, озираясь налитыми кровью глазами. — Ты хароший джигит, я хароший джигнт… Ты — домой, я — домой!
И, круто завернув коня, он погнал наметом вниз— к переправе.
Бачурин в нерешительности остановился. Но сверху прерывисто-долго и властно застучал пулемет. Черный джигит сделал еще несколько прыжков и покатился вместе с лошадью по камням. Николка повел мушкой пулемета вдоль суматошного берега… Панический гвалт сразу же усилился, заполнив просторную долину. Затрещали перила моста под напором людского потока.
Степан все это видел, спускаясь с вершины Сергиевской горы.
— Терехов! — позвал он, оглянувшись на красноармейскую цепь, отыскивая среди бойцов комбата. — Наши артиллеристы близко?
— В городском саду орудия устанавливают!
— Передай, чтобы ударили по мосту!
Терехов послал связного на батарею. Спустя немного времени, за акацией сада грянул выстрел, и возле моста поднялся водяной фонтан. Другой фонтан вырос рядом. Потом снаряд угодил в переправу, раскидав обломки досок… Обезумевшие белогвардейцы с ревом и проклятиями падали в мутную стремнину, цепляясь за конские гривы и хвосты.