Чувство обиды, приниженности не покидало Клепикова. С тайной надеждой на высокое покровительство друга, на помощь, ехал он сюда. Но Прошьян еще больше оскорбил его своей холодной снисходительностью.
«Особое поручение! — возмущался Клепиков. — Кому поручение, а себе тепленькое местечко!»
Он вынул папиросу, но спичек не нашел. Швырнул папиросу под ноги:
— Партийные царьки!
В нем росло желание затеять скандал, ударить кого-нибудь, излить накопившуюся ярость.
На кремлевской башне пробило двенадцать. Полуденный зной стекал с раскаленных крыш.
Сворачивая к Чистым Прудам, Клепиков уступил дорогу широкоплечему человеку в серой куртке. Он вздрогнул и побледнел…
Но Степан его не заметил.
Глава двадцать девятая
В глубоком кожаном кресле большой гостиной американского посольства сидел человек, окутанный сигарным дымом. На окнах висели тяжелые портьеры, скрадывая дневной свет. Не хотел янки, чтобы его видели москвичи. Зато удобно отсюда следить за жизнью революционной столицы.
Это был пожилой мужчина, с бледным плоским лицом и отечными мешками под глазами. Костлявые руки его покоились на ореховых, резной работы, подлокотниках, ноги небрежно закинуты одна на другую. Не вынимая изо рта толстой сигары, он слушал английскую речь стоявшего навытяжку Вильяма Боуллта.
Боуллт докладывал о заседании Пятого Всероссий ского съезда Советов, откуда только что вернулся. Он держал записи, сделанные торопливой рукой, но почти не нуждался в них.
— Атмосфера накаляется, сэр. Партийная борьба достигла кульминационного пункта, за которым последуют выстрелы. «Левые» эсеры бросили вызов большевикам. Все, идет прекрасно, сэр, и завтра…
— Полковник Боуллт, — перебил пожилой янки бесстрастным, скрипучим голосом.
— Сэр? — и поджарый Боуллт замер, блестя дымчатыми стеклами очков.
— Полковник Боуллт, вы слышали Ленина?
— Да, сэр. Ленин выступил после угроз «левой» эсерки Спиридоновой, он был потрясающе неустрашим.
— Не догадывается ли большевистский вождь о наших планах?
— Уверен, что нет, сэр. Он считает угрозы «левых» эсеров пустым жупелом, так как за ними не идут массы. Нам удалось сохранить тайну, сэр.
— Опытный разведчик Боуллт, сменивший полковничий мундир на цивильный костюм и военное удостоверение — на корреспондентский билет «Нью-Йорк тайме», старался понравиться личному представителю Вильсона. Да, он был искушен в русских делах. Это он во время корниловского мятежа вел английские танки на Петроград и чуть не открыл огонь по самим же корниловцам, распропагандированным большевиками. А в грозную ночь Октября Боуллт устроил побег Керенского на машине с американским флагом из осажденного Зимнего дворца. В числе многих агентов Антанты он кружил по России, расчищая путь для колонизаторов-янки. Снабжал деньгами заговорщиков, вербовал шпионов, собирал важную информацию по фронтам, во флоте, на предприятиях страны.
Но все это меркло перед грандиозным взрывом, подготовленным теперь неукротимой энергией Боуллта.
Ему довелось объединить разрозненные силы эсеров и меньшевиков, закупив на доллары их кичливых главарей. Он установил контакт с прожженным политиканом Троцким, нашел прямую дорогу к «левым коммунистам».
— Запомните: вы не одиноки! Время — лучшая сводня. Вчерашние враги сегодня познают себя друзьями, — с откровенным цинизмом говорил им Боуллт.
Был разработан план одновременного мятежа в двадцати трех важнейших городах России, План окончательной, гибели Советов.
Чтобы изолировать боевой Петроград и обречь миллионы трудящихся на истощение, должны были взлететь на воздух железнодорожный мост через Волхов у станции Званка и Череповецкий мост — главные артерии, связывающие вторую столицу со страной.
Московские события служили сигналом, здесь уже тлел шнур у пороховой бочки…
Разумеется, Боуллт действовал не один. На том же поприще трудились английский разведчик Сидней Рейли и француз Вертамон, вместе с их послами Локкартом и Нуллансом. Из Америки примчался на помощь знаменитый авантюрист, грек по рождению и американский шпион по службе, Каламатьяно, вызванный послом Френсисом. И, наконец, явился вот этот отечный джентльмен — глаза и уши президента Вильсона.
Официальная миссия его была чисто филантропическая — предложение продовольственной помощи голодающим России. Но в действительности он привез категорический приказ своей агентуре: кончать с Советами!