— Дай бог начать, мистер Боуллт, а там и Прибалтику достанем, — наклонился всем корпусом Лауриц, протягивая длинную руку за сигарой.
Боуллт глубоко затянулся, выпустил изо рта голубое колечко дыма. Покровительственно заметил;
— Счастье ваше, барон, что встретили меня. Америка — богатая страна, ей принадлежит будущее. Мы переделаем эту бесхарактерную Европу на свой образец! Да, центр мира переместится в Новый Свет!
— Европа, мистер Боуллт, слишком велика, — усомнился прибалтиец. — Такой кусок трудно переварить.
— Нет ничего проще, барон. Кнут пастуха держит в страхе и подчинении большое стадо.
Зазвонил телефон. Лауриц схватил трубку. — Слушаю. Выезжает? Благодарю.
Он положил трубку с таким нажимом, что хрустнул рычаг. Вытянувшись, отчеканил:
— Мистер Боуллт, отряд Попова вышел из подчинения Советов!
В дверь стукнули. Заговорщики молча переглянулись. — Впустите, — разрешил Боуллт.
Пока Лауриц возился с ключом, стук повторился, и в коридоре раздался нетерпеливый голос:
— Открывай!
В номер шумно вошло несколько бойцов, вооруженных пистолетами и винтовками. Один стал у двери, другой шагнул к окну, окинул ястребиным взглядом присутствующих. Скомандовал: — Документы!
— Я — иностранный корреспондент, — поднялся напыщенный Боуллт, — требую вежливого обращения…
— Документы! Старший наряда забрал корреспондентский билет
Вильяма Боуллта и мандат Лаурица, сунул их в карман. Приказал красноармейцам:
— Ведите!
Глава тридцать первая
По Неглинному проезду мчалась легковая машина. За рулем сидел матрос.
Машина остановилась у подъезда гостиницы «Элит», и шофер дал один длинный и два коротких сигнала.
В номере с открытым окном ходил из угла в угол плотный мужчина лет тридцати, обросший русой бородой. Он часто закуривал папиросу, которая поминутно гасла.
Условный сигнал заставил его встрепенуться. Он бросил папиросу на пол, торопливо открыл шкаф и достал уже начатую бутылку коньяку.
— Колька! — позвал он, услыхав за спиной скрип двери из соседней комнаты. — Пей. И поедем.
Маленький рыжеватый фотограф Колька Андреев положил на стол две бомбы.
— Не буду. Дело такое, Яш…
— Перед всяким делом выпить надо.
Андреев, сделав плачущее лицо, послушно выпил и поискал глазами закуску. Закуски не было.
— Эх, — махнул он рукой, — я думал, у тебя, Яков, шашлычок с огурчиком.
Яков Блюмкин сменил желтую кожаную тужурку и защитные галифе на темную пиджачную пару. Уложил бомбы в портфель. Туда же сунул папку с бумагами и поддельное удостоверение, написанное на бланке Всероссийской Чрезвычайной Комиссии.
Блюмкин короткие время работал в Чека, откуда его недавно выгнали… На выкраденном бланке он сам отстукал на машинке текст: Яков Блюмкин уполномочивался ВЧК, а Николай Андреев — ревтрибуналом войти в сношения с германским послом Мирбахом по делу Роберта Мирбаха, племянника посла, арестованного по подозрению в шпионаже.
Подпись председателя ВЧК Дзержинского подделал один из вожаков «левых» эсеров — Александрович. Фамилию секретаря Ксенофонта вывел Блюмкин.
Шофер нетерпеливо дал вторичный сигнал.
Блюмкин и Андреев спустились вниз и сели в машину. Ехали молча, развалившись на подушках и дымя папиросами. Плохо скрываемая тревога лежала на их лицах.
В Денежном переулке Блюмкин увидал Клепикова, с которым вчера познакомил его Прошьян. По тротуарам, в одиночку и парами, бродили десятка полтора молодых людей.
— Наши ребята, Колька… Не трусь!
— Держись, Яков, приехали…
Машина остановилась перед германским посольством. Седоки вылезли. Постовой милиционер повернулся к ним.
Блюмкин нагло взглянул на милиционера и первым прошел в дверь…
«Началось», — подумал Клепиков, следя с противоположного тротуара.
Он знаком приказал своим людям двинуться к посольству. Мог появиться милицейский наряд, вызванный немцами по телефону. Могли прибыть красноармейцы. В задачу Клепикова входило устранить всякую помеху Блюмкину. Если надо, отвлечь внимание на себя, завязать уличный бой, выиграть время…
Шел третий час дня. Было душно, хотелось пить. Клепиков прислонился спиной к железной ограде и нащупал в заднем кармане браунинг. Он стоял так десять минут, двадцать, полчаса. Тянул сквозь стиснутые зубы горячий воздух. Нервы его напряглись до предела.