Но таким внешне правильным был Алексей дома. А в различных компаниях, где была преимущественно молодёжь, вёл себя искренно, но в то же время и надменно. Отец, например, знал, что девчонок у него немало; тем не менее, женским полом он если и не гнушался, то уж не воспринимал его всерьёз как пить дать. Внимавший рассказам любимых братьев, что мать, при жизни, больше проблем отцу доставляла, научившись играть на его характере, чем дала ему что-либо хорошее, кроме самих сыновей, и будучи свидетелем и прямым участником того, что отец воспитал их троих, грубо говоря, в одиночку, — Алексей был уверен, что от всякой женщины больше хлопот, чем пользы, и потому если девчонки и были ему нужны, то только для утех; ни одной из них, как бы ни были те в него влюблены, он никогда не открывался. И вообще ненавидел долго болтать с девушками и уж тем более — никогда не позволял ни одной женщине верховенствовать над ним. Отец его говорил про женщин, что они непостоянны. Разумеется, в широком смысле. Потому что, опять-таки в широком смысле, близоруки. Это ещё Шопенгауэр сказал. Хотя, кстати сказать, существующие в наши дни нелепые сообщества феминисток и орут обратное, чем, впрочем, сами того даже не понимая, лишь подтверждают свою неправоту и доказывают истинность, открытую ещё, наверное, со времён самого крушения прежнего мироздания… разрушилось которое в силу женского непостоянства.
Наступила осень. Петра забрали в армию. Степан женился в городе, причём на той самой девушке, с которой Андрей Михалыч его некогда и застал. Сыграв свадьбу в городе, они приезжали потом в деревню и было ещё одно празднование в деревне. Что до Алексея, то и он наконец как бы остепенился, но и то лишь говоря формально, — он нашёл себе девушку. Вернее, это она нашла себе его, потому как была, как заключил это для себя Андрей, увидев её лишь раз, — гниловатой натуры, что и сказывалось уже в том действии, что мозги пудрить она начала Алексею после того, как он до полусмерти избил её парня, с которым враждовал ещё со школьной скамьи.
Парень тот уже в школе его выбешивал. И его, и его братьев. Алексей с ним цеплялся из года в год, но всякий раз оказывался побеждённым, потому как увалень этот был старше его лет на пять. В конце концов, он надоел уже братьям и те решили его проучить, подкараулив его под мостом поздней ночью. С собой у них были бейсбольные биты и мешок из-под картошки, который Пётр и Степан и нацепили на голову главному обидчику их брата, а затем все трое хорошенько этого гада отколошматили.
Тогда ни уголовное дело не завели, ни ещё чего-либо радикального в ответ не последовало. Но вот теперь этот парень выучился как-то скоро на физрука (хотя детей он никогда не любил) и вернулся в деревню. И девушку себе быстренько нашёл — первую красавицу и стерву школы, которая была к тому времени уже выпускницей. Звали девушку Полина. Впрочем, учитывая то верное замечание о её натуре, которое уже было вынесено, следует заметить, что и теперь это не физрук её нашел, а — Полина нашла его.
У Полины, впрочем, и помимо физрука ухажёры были, которым она не очень-то отказывала… А физрук был нужен ей, во-первых, для картинки, для коллекции, так сказать, а во-вторых — чтобы зависть у других девчонок вызвать, преимущественно же у тех, которые такого же гнилого характера были, что и она сама.
Если Алексея что и интересовало до Полины, то это качалка. Он сам напилил себе из дерева самых разных гантелей, даже штангу смастерил, стащив у соседа двусторонний самодельный кол и навешав на него деревянных блинов для утяжеления.
Полина не нравилась не только его отцу, но и братьям. Они видели, что она дурно влияет на их парня, а Алексей, надо заметить, был всё же человек внушаемый и морально-неустойчивый. Но братьев, равно как и отца, он насчёт Полины не слушал, вернее, слушал, но слышать не хотел. В нём играл юношеский максимализм, и наедине с самим собой он думал, что, раз уж он в одиночку одолел-таки самого сильного парня во всей их деревне, то и девушка его теперь непременно должна достаться ему. В этих его самоуверениях было что-то детское и притом что-то чисто похотливое; он и сам не знал, что ему больше нравится — встречаться с Полиной или просто спать с ней. Очень вероятно, что в ту пору он смешивал для себя одно с другим и потому и не мог уже разобраться ни в своих чувствах к Полине, ни в своих мыслях на её счёт. Полине это как будто было на руку.