Ещё одного довели его же, с позволения сказать, товарищи, вымогая у него деньги и избивая время от времени. Но били всё больше в грудь и по почкам, поэтому офицеры ничего не замечали. Пока, наконец, этот запуганный паренёк не удрал из части, прихватив с собой к тому же штык-нож. Его искали и фсбшники в гарнизоне, и кинологи в лесу со своими четвероногими товарищами, но долго не могли найти. Нашли в избушке давно умершего лесника. В самой избе, как было видно издали, горел костерок. Но уже скоро, при виде военных, он оказался затушен, а парень как сквозь землю провалился. Если бы он не затушил костёр, у него ещё была бы, может, возможность удрать. Но теперь от избушки уже не отходили, и нашли наконец-то военнослужащего в куче мусора рядом с избой. Он рассказал свою историю и пояснил, что штык-нож брал с собой на всякий случай, а теперь этот штык-нож закопан в земле, и он помнит место, где закопал его. Нож он и вправду нашёл. А что до истории, то оказалось, что уже в патруле, его нашедшем вместе с кинологической службой, был тот самый тип, который его оскорблял, бил и вымогал у него деньги. Парня того отправили в дисбат. А этот запуганный паренёк продолжил свою, с позволения сказать, службу.
Одному парню уже известный читателю старший прапорщик Иваничев проломил голову ломом. К счастью (или к сплошной горести), солдат выжил. Но стал после того очень похожим повадками на самого прапора. Дела тогда не завели, но прапор, говорят, целый месяц удерживался, чтобы не срываться на солдат по малейшему поводу. Вскоре не вытерпел, срывы продолжились.
Как-то раз, зимой, двое срочников, которые, по-видимому, или пьяные, или накуренные, или просто отмороженные были, не смогли поделить одну проститутку, которую они вызвали, а затем украли на холодную-кладовую, где всю ночь с ней потом развлекались. Числились ли они как в наряде или почему их не хватились, доподлинно не известно. А что до проститутки, то ей всё оплатили, так что никакого физического удерживания потом уже и не было. Вот только на рассвете что-то военнослужащие не поделили, один обозвал другого, и обиженный схватил топорик да разрубил на две половины товарищу голову. Одним дисбатом тут, понятное дело, уже не ограничилось.
Один солдат удивительным образом потерялся во время пятикилометрового забега в полях. Потерялся, как нарочно, в лесу. А учитывая, что в то время были учения, автомат с двумя полными рожками был при нём. Того парня искали дней шесть или что-то вроде того. А когда нашли, оказалось, что оружие он потерял. Его посадили за побег и кражу личного, боевого оружия.
Рассказывали, помимо всех этих страстей, и как будто безобидные случаи, как, например, теперешний командир ТОРа довёл своих срочников до белого коления, так что на дембель они, дружно, отхерачили его в сушилке. Одному капитану его солдат сломал руку душкой, за то что тот как-то его оскорбил, затронув, по-моему, даже религиозные его чувства. Что до теперешних дембелей, то они любили издеваться над младшим призывом, играя в зоопарк, при этом сами они, конечно, оставались людьми. Каждый солдат из молодых нарекался каким-то животным. А затем этих животных сначала выгуливали по этажу, с помощью армейских ремней, это пока офицеры не видят, сидя у себя в канцелярии, а затем животных любили стравливать друг с другом. Но делали это, конечно, под разными предлогами, ибо так сразу грызть друг другу глотку, уподобляясь старшим, молодые не то чтобы не хотели, но… ещё не умели.
Видел бы штабной капитан Бобриков свою часть не только такой, какой он её себе воображал, но также и в действительности, и тогда он, быть может, вёл бы себя не так по-попугайски. Впрочем, он быть может, и знал правду. Но только не признавался в ней себе. Или же был до того мерзавцем, что правду признавал, а врать продолжал. Но и тут ему как будто бы есть оправдание — быть может, у него просто были на то свои взгляды.
Глава 9
Полевой лагерь
Вскоре после распределения «рмпшников» по батальонам вся бригада, кроме разве что управленцев и обеспеченцев, оставила казармы и перебралась в поля, в полевой лагерь.
Переезд огнемётного батальона совершался не на камазе или какой другой технике. Но пешком. Это когда ещё только строили лагерь, камаз доставлял материалы, но теперь всё своё пришлось тащить на себе. На каждого солдата, помимо экипировки и оружия, пришлось по два баула, битком набитых вещами. Один баул, доверху набитый вещами, весит килограмм тридцать. Самое поганое было, что шли от части до полевого лагеря в быстром темпе, так что дошли минут за двадцать. Тогда-то я и понял, почему сержанты постоянно орут на срочников и бьют их — в экстраординарной ситуации человек, хотя и близок к нервному срыву, а всё же способен на большее, чем он вообще может себе представить. Пока шли, старший сержант подгонял отстающих и в течение всего пути орал на нас, как на стадо баранов. Впрочем, мы тогда ещё и были только лишь стадом.