***
— Будь здоров, калеч*! — вдруг услышал Женя позади себя, и кто-то ударил его по плечу, прежде чем он потянулся уже было к железке.
Он обернулся. И расплылся в улыбке. Перед ним стоял его друг Роман. Роман тоже выглядел радостным.
— Ты как тут? — спросил его Женя. — Давай отойдём.
Они вышли за гараж. Старшина их рабочей команды, которая каждый день составлялась из разных госпитальных всех отделений и насчитывала до двадцати человек, — старшина куда-то ушёл, и теперь многие кто курил, кто общался с товарищем, кто просто болтался, шлёпая по лужам дырявыми башмаками.
— Я… я в Самаре уж успел побывать, — сказал Роман и замолчал.
Женя смотрел в его карие глаза, ожидая пояснения.
— Меня, прикинь, едва не признали непригодным…
— Как это так? — удивился, ничего ещё не понимая, Женя.
— А так: полугонцу едва башку табуретом не снёс. Он жив. Парень, к счастью, хотя и дерзкий, но не такой уж гнилой оказался. Заявление писать не стал. Но меня, значит, вместо дисбата в Самару. В психушку. Тестами озадачивали каждый день. Уж и сам не знаю, верили ли они в то, что я псих, или, зная армейский порядок, сами только для порядка меня там держали. Хотя находились среди персонала люди, которые истинно верили, что я дегенерат, раз учудил такое, и что мне место где угодно, но только подальше от здоровых людей. Наивные!..
— Ну и сколько ты там пробыл?
— Что-то около двух недель. Простудиться за это время успел. Бронхит двусторонний, прикинь? Теперь в токсикологии лежу. На гражданке я даже не знал о таком заболевании. Как и многие, насколько я успел уже заметить…
— Значит, так просто выкрутился? Да ещё и отдохнул, небось?
— Да ни хера, Женёк, не просто. Мне этому дембельку в кавычках деньги за все материны сбережения пришлось перечислить. В обмен на отказ от заявления.
— А зачем табуретом-то?! — позволил себе усмехнуться Женя.
— Да ты бы меня понял, если бы не здесь всё время был.
Женя не ответил. Вместо этого предложил другу сигарету. Роман сигарету взял.
— А ты откуда знаешь, что я тут долго?
— Да я уж многое знаю, многое, конечно, могли и наврать. Но что популярен ты здесь уже стал, это факт.
— Может, спутали?
— Нет, не спутали. Говорят, с татуировкой — символика тигра у тебя ведь
Женя снова ничего не ответил. Помолчав, спросил:
— А про Андрея что известно?
— Он в огнебате. Во второй, ударной роте. Сам с ним, как понимаешь, давно не виделся. Бригада сейчас в полях, вот-вот обратно в часть должны все вернуться. В части уж, уверен, пересечёмся, хотя бы в столовой. Поговорим. Ты бы к нам мог перевестись, Женёк!
Женя с ответом помедлил, но ответил всё же:
— Нет, спасибо. Вдруг и у вас что не сладится. У вас ведь уже сформировавшийся коллектив. А здесь я, как ты сказал, уже известен и… даже популярен… Уйду отсюда, назад уже не примут. Не хочу рисковать, понимаешь? Если бы мне была нужна служба…
— Да она каждому нужна.
— В определённом смысле ты прав, я знаю. Но, может, у вас там, в бригаде, и нормально служить. А у нас это сплошная казарменная жизнь. Устав превыше всего!.. Стоишь на тумбочке дневальным весь день и потом ещё полночи, ни в туалет тебе, ни книжку почитать в это время нельзя. Стоишь да смотришь перед собой. И команды, как петух, орёшь во всё горло по нескольку раз, чтобы всякая шваль, даже кто в сортире, тебе услышали… Не знаю, как тебе, но мне такая жизнь не по душе. Лучше я буду здесь старшим своего отделения! Не буду терять времени даром и продолжу изучать медицину — благо, библиотека тут имеется, — чтобы по возвращении назад я мог сказать, что этот год научил меня именно тому, что мне пригодится в жизни, в моей жизненной профессии!..
— Ты как будто репетировал эту речь, — сказал, ухмыляясь, Роман. — Дай ещё сигарету.
Женя достал пачку. Закурили ещё по одной.
— Год, Женёк, всего лишь год. Армия нужна, чтобы жизни тебе научить. Это ты не вычтешь ни в одной книге. Хотя это и пафосно звучит, но это правда. И наш ротный, например, справедливо замечал, что мы, гонимые на полигон, не вполне, может быть, понимаем, что должны радоваться, ибо другие, говорил он, отдают деньги, чтобы погрузиться в эту атмосферу. А тебя в эту самую атмосферу втягивают насильно. Бери да делай что требуется. И становись лучше остальных. И тогда, поверь мне, ты станешь рассуждать по-другому. Можно стать сильнее, не допуская насилия в адрес других. Но нельзя стать сильнее, не подвергаясь насилию со стороны других.