Когда шлагбаум был наконец выкопан и парни с трудом тащили его обратно, обливаясь потом, полковские парни, рубившие кирками траву у ворот и красившие ворота, спросили их, нет ли курить. Курить было, и курить хотелось. Кроме того, пора было передохнуть.
Они сошлись. Стали раскуривать одну сигарету. Двое полковских при этом, очевидно, не курящие, — продолжали работать.
— Да чего мы паримся?! Кирки эти!.. Не рубит ни хера!.. — ругался какой-то лопоухий паренёк в подменной форме, которая делала его похожей на фрица. Загар у него был истинно армейский, истинно молодого призыва — лицо как у негра, но выше бровей (кепку-то он от краски снял) всё белым-бело. И руки ещё: по локоть загорелые, но чем выше, тем белее. Однако если что у солдата и не загорает вовсе, так это его ноги. Паренёк тем временем продолжал чертыхаться и вот, не выдержав, стал было дёргать траву руками. А трава была — крапива, да притом дикая.
В страхе отпрыгнув, лопоухий паренёк с ужасом посмотрел на свои красные, уже в волдырях, руки.
— Что это, парни?
— Всё, теперь под нож! — как бы пошутил Кузя. Но получилось и вправду смешно, ибо парень поверил.
Не сразу удалось его успокоить. Не сразу и попытались. Каждый пошутил, что пострадавшему теперь хана. А парень-то, как оказалось, был откуда-то из Якутии и, как он утверждал, никогда ранее не видел такой гадкой жгучей травы.
Они докуривали. Андрей спросил парней, знают ли они такого солдата — фамилия Флюгерин, зовут Женя.
Ему ответили, что, конечно, знают этого гада. Ответили, что он из их роты и что он едва ли не с самого начала службы гасится в госпитале. Андрей расспросил подробнее и ему подробнее рассказали.
Вышел наконец из дома полковник с девушкой. Лицо у него было красное, как помидор. Девушка — по характеру, скорее всего, флегматик, — была как будто не в себе, в лице у неё что-то изменилось.
Полковник вновь принялся всех подгонять. Андрей и Кузя потащили шлагбаум вниз. Было по-прежнему душно. Внизу была Волга. Вдали — какой-то городок: Энгельс или, быть может, Саратов.
Когда ехали обратно, курили прямо в автобусе. Главным образом срочники. Главным образом — бригадовские. С полковником случилась метаморфоза, благодаря которой он теперь и слова не сказал про курение; весьма вероятно, что приятной метаморфозой для него стала девушка, с которой он уединялся в доме. Что до второй женщины, то она, оказывается, была прежде военным фельдшером, а теперь уже состояла на пенсии и приходилась двоюродной сестрой одному из старших прапорщиков.
Но думал Андрей на обратном пути не об этом. Он вспоминал недавний случай на полигоне, в караулке, главным героем которого стал один их дембель. Кот его звали, по фамилии Котов.
Дело было ночью. Начальник штаба, уже старый подполковник Хомяков, зачем-то попёрся в караулку. Кот его, как полагается, остановил. Но то ли подполковник был уже слишком стар, то ли был ещё слишком глуп — он не отреагировал должным образом на слова Кота:
— Не «стой»! А — стойте!
— Ну стойте!
— Что это значит — «ну»?!
— Не имею права пускать. Пароль?
Подполковник Хомяков назвал, и верно. Но это значило лишь, что он не чужак, тогда как в караульное помещение доступ всё равно воспрещён посторонним лицам, то есть всем, кроме самих караульных.
— Стойте, где стоите, — сказал Кот, когда подполковник выразил было желание пройти.
— Да уйди ты, сынок. Мне надо! Мне — по делу! Где твой начальник караула?
Но начальник караула, взводник Андрея старший лейтенант Дука, — то ли храпака давал, то ли какими-то явно неуставными делами занимался, ибо найти его другие караульные не могли.
— Стой, кому сказал, стрелять буду! — заорал уже Кот, когда непонятливый подполковник пошёл было дальше, не желая более ждать.
И Кот, вскинув автомат и передёрнув затвор, выстрелил пару раз одиночными у подполковника над головой.
Подполковник Хомяков так и рухнул в грязь лицом и заложил руки за голову. Тут и старший лейтенант Дука прибежал на выстрелы. Он поднял бедного, с чумазой харей подполковника, но тот, чем делами заниматься, о которых он так насущно говорил, покрыл Кота стеной мата, пообещал ему всего самого страшного, после чего ушлёпал в ночной туман.