Андрей подтянулся на турнике ещё пять раз.
В конце осени уходили первые дембеля. Среди них был Вилли. Хороший парень, которого, впрочем, перевели из первой огнемётной во вторую огнемётную уже ближе к дембелю, после его командировки в Москве. Он был добрый малый, хотя и высокого роста. Он учил всех молодых, что в армии всё нужно воспринимать с юмором, во всяком случае стараться воспринимать так. И это истинно. Самокопание, которому теперь всё чаще предавался Андрей, только разрушает. Приходится быть грубым и подчас невежественным, чтобы выживать. Чтобы приспосабливаться. Но есть и другой путь — гнуть своё до самого конца, выражая это или в негативном аспекте, то есть унижая тех, кто слабее тебя, и принимая эту животную иерархию как данность — идеология Наглаева и Исмаила, — или же стараться быть героем. Но это уже поездка в один конец. Святые и герои не живут долго, умирают зачастую проклятыми и, как правило, молодыми.
Увольнялся также и их каптёр Сисенов, которого, впрочем, свои звали Сосуном. При этом он пользовался большим уважением. Главным образом в силу того, что был каптёр. Он был казах, а также был редкой гнидой. Воровал не только всё, что плохо лежит, но вообще всё, что только можно украсть. В первый месяц молодых в батальоне он вставал раньше всех и шарился у молодых в тумбочках, забирая не только пену для бритья и гель для душа, но даже и зубную щётку. Всё это он умудрялся продавать. У своего призыва он так нагло ничего не крал. Наоборот, некоторые дембеля, как, например, Крысаев, крали у молодых, а затем продавали Сосуну. Молодой жаловался сержантам, что у него пропала вещь. Его били и говорили, что если до вечера он свою вещь не найдёт, поисками будет заниматься на протяжении всей ночи вся его рота. Молодой приходил к каптёру и за половину своей зарплаты покупал у Сосуна свои же вещи. Но вскоре, ночью, вещи снова пропадали. Так, один паренёк задолжал шесть тысяч рублей дембелю, который охотно его выручал, на нём же и зарабатывая. А потом поставил паренька на счётчик, и паренёк должен был отдать уже десять тысяч. Он звонил домой и просил, чтобы ему перевели деньги. Деньги переводили, он их отдавал, тем самым давая понять дембельским гиенам, что он из себя представляет.
У Андрея в первый месяц успели украсть всё, что только можно, то есть вплоть до трусов и носков. Трусы и носки он купил, и больше их у него не крали, а что до остальной «вещевухи», то Андрей крал в ответ. Но только не у своего призыва. А у таких мразей, как их каптёр, Крысаев и им подобные. Он видел, что привязываются дембельские крысы главным образом к тем, кто потом сам у них свои вещи и выкупает. И чтобы не прогнуться под уродов, он переступил через совесть. Но теперь он об этом не жалел. Жалел только, что не принял ничего более радикального в отношении этих тварей.
Сосун был, считай, местный — с области, и поэтому ему не составляло труда толкать вещевуху через холодную-кладовую своим кентам, которые затем перепродавали её в других, соседних гарнизонах. Одному Богу известно, сколько он заработал на этом денег. Но сумма по итогу была явно не маленькая, ведь один только зимний бушлат с офисной формы одежды стоит до семи тысяч рублей…
Андрей подтянулся ещё три раза. Ему пришла мысль, что истинно совестливые люди, должно быть, не умеют зарабатывать денег.
В футбол уже заканчивали играть. Играли разведка и огнебат. Огнебат вёл со счётом «6:4». Кто-то занимался на брусьях. Старлей Дука по-прежнему бегал, он был в наушниках и как будто себе на уме. Андрей вспомнил, как однажды, уезжая в Питер буквально на одну-две недели, старлей поднял всю роту за час до общего подъёма, приказав построиться всем с матрасами, после чего торжественно объявил, что покидает эту часть. Он сказал, что покидает её насовсем. Перед ним стояли тридцать человек, все сонные, в одних лишь трусах, держа кое-как спальные матрасы в руках. И было грустно. Но через полторы недели этот хитрец вернулся. «Не ждали, падлы?!» — так и заорал он с порога, сразу дав команду: «Этаж, воздух!». И все, а был выходной день, то есть на этаже только срочники и сержанты, — все попадали и стали изображать, как они стреляют из воображаемого оружия по воображаемому врагу в небе. Потом ещё отжимались. Но было весело.