Послышалось, как наружная дверь КПП с лязгом открылась.
Андрей затушил окурок и берцем сдвинул его за лестницу. Быстро встал. Кузя убрал жвачку и с режима «удобнее» перекинул автомат в режим «правильнее».
Дверь перед ними открылась. Вышла работница штаба, девушка лет двадцати пяти. Она была младший сержант в военной офисной форме, но накрашена, а форма на ней выглядела так, точно она её для ролевых игр надела. Впрочем, вполне вероятно, что так же лишь голодающий срочник бы сказал…
Девушка окинула их каким-то шлюховатым взглядом, в котором были и желание, и самодовольство, и превосходство.
Она прошла, стуча каблуками по асфальту. Андрей снова сел на ступеньку. Кузя облокотился на бетонную стену.
— И за что она звание в штабе получила… — спросил как бы в пустоту Кузя.
— Должно быть, очень хорошо отчёты готовит.
— Я тоже так думаю.
Они посмотрели друга на друга и вдруг рассмеялись. То был специфический юмор, объясняемый солдатским образом жизни.
***
213-ая ТЗМ-ка шла третьей в боевой колонне. Впереди также шли две ТЗМ-ки. Во второй за механика был его друг Саня, а из люка торчала голова в шлемофоне, принадлежавшая, насколько мог разглядеть Андрей, их старшему лейтенанту Надоедину, который, кстати сказать, был родом из одного с Андреем города.
Из отверстия для люка Андрей высунулся едва ли не полностью — настолько, насколько позволял кабель шлемофона. Кабель от шлемофона скреплялся с кабелем машины. Таким образом механик-водитель и сам командир машины, сидящий немного дальше за ним, слышали друг друга. Друг друга и всех в колонне. Не хватало только огнемётчика-заряжающего, коим был в этом экипаже Исмаил. Но Исмаила, к странности признать, потеряли. Он был в числе охраняющих автопарк, а потом делся куда-то. Но искать его не было времени. Его в любом случае подберут оставшиеся машины, поскольку в части кроме охраны никого не должно было остаться.
В ушах потрескивало. Андрей только и слышал, что сплошные позывные и приказы выйти на связь. Приказы, остающиеся без ответа. Но это был не их позывной. Андрей переключился с общего потока на связь со своим механиком-водителем. Теперь трещало меньше, но зато прорывался через шлемофон рёв ТЗМ-ки.
Костя несколько раз оборачивался и орал на Андрея, чтобы тот следил за кабелем, который, оказывается, имел недуг отсоединяться от машинной радиоэлектроники. Лицо у Кости было чернющее, а зубы белые. Он походил на негра.
Андрей предпочёл надеть защитные очки, которые Костя с отвращением выбросил назад. Теперь в лицо, помимо пыли, летела грязь. Но вскоре Костя прокричал ему про эти очки, и Андрей их ему передал.
Костя вёл точно простую, не военно-боевую машину. Он был предельно спокоен и, подпрыгивая то и дело на жёстком сидении, только переключал рычаги и всё норовил обогнать всех. То и дело ему приходилось сбрасывать скорость, потому что впереди ехать быстро как будто боялись, и скорость машин не превышала шестидесяти километров в час. Костя умудрялся получать удовольствие от езды, время от времени материться и бурчать что-то (Андрей слышал его хриплый голос в ушах), да притом ещё Костя курил.
Под собой Андрей ощущал вещмешок, который он подложил, чтобы не стоять; хотя вещмешок проминался и всё равно приходилось упираться берцами в дно. Внизу полно было хлама. Помимо его перевязочного пакета, аптечки, карточек с действиями по тревоге и при антитерроре, а также растрёпанного сухпайка, — там были всякие механико-водительские штуковины Кости, а также его открывшийся вещмешок и его рассыпавшийся сухпаёк. В машине точно мини-свалка была.
Андрей ни о чём почти не думал. Казалось, тело заряжено лишь на действия, на выполнение действий. Это было приятно.
Как, наверное, легко живётся людям действия, которые, помимо своей данности, стремятся к мировоззренческой философии, обязывающей их лишь к действию… Это всё равно что максималист-фанатик, уже по природе своей человек одержимый, стремится ещё и к идеологической Одержимости…
Ехали около часа. Затем ставили машины на поляне, загоняя их, насколько возможно, в лес, а спереди маскируя их срубленными ветвями.
Старший прапорщик Иваничев, ехавший где-то в хвосте колонны, теперь объявил механикам общий сбор. В пути два или три раза случалась заминка — у Кота в его «БМО-хе». Хотя машина у Кота самая новая относительно других. Кот уверял прапора, что он не виноват и всё дело в машине, что, дескать, «заливает, захлёбывается, потому и глохнет, товарищ старший прапорщик…». Но прапор уже пока колонна стояла, чем выслушивать эту слезливую исповедь-болтовню, запрыгивал на машину, свешивал ноги в люк и принимался пинать Кота в голову, сбивая с него шлемофон и отбивая ему его мозг. Затем он выкидывал Кота из машины (Кота он, кстати, всегда называл своим котёнком), в течение нескольких минут приводил всё в порядок и велел Коту немедленно полезать обратно. Но заминка, повторюсь, была два или три раза.