Вдруг Иванов начал смеяться. Глаза у него блестели. На скуле проступала краснота. Он убрал от щеки ладонь и выпрямился:
— Грешишь, грешишь!.. брат! Вылетишь теперь из госпиталя! С красной-то пометочкой! Это я тебе обещаю!
— Я у тебя на лбу сейчас эту пометку высеку…
— Да… будешь снова за чурками пресмыкаться! — продолжал, не слыша, Иванов. — Мусульманин ты херов!.. Небось, у себя в бригаде любую их просьбу выполняешь…
Андрей не помнил, успел он снова ударить Иванова или же его успели-таки вовремя оттащить. Перед лестницей становилось людно. За окном, мёрзлым и уродливым, мело. Андрея уводили, а Ваня Иванов смеялся.
***
В комнату медленно, но уверенно вползали тени, их становилось всё больше, и они норовили, хотя бы только на время ночи, поглотить даже самый скудный свет в этой небольшой комнатушке. Даже в этом малом помещении чувствовалась зима, и не нужно было смотреть в окно, чтобы в том убедиться.
Женя лежал на кровати, под одеялом. А рядом, обняв его, спала женщина; женщина или — девушка… Комнатка была заперта изнутри. Ключи имелись только у Виктории Александровны. Снаружи не было слышно ни голосов, ни других признаков шумливой жизни. Хотя зимой вечера в военном госпитале проходили, обыкновенно, тихо. Женя смотрел в потолок. На нём были наклеены звёзды, которые светятся в ночи. В детстве у него в комнате тоже были такие на потолке, и каждый вечер, засыпая, он смотрел на них, а если вдруг просыпался ночью, то порою не сразу понимал, где находится — над головой была звёздная ночь и только.
Сейчас Женя вспоминал Репья — свою любимую, жёлтую собаку. Он не чувствовал, что соскучился по семье. Тем не менее, было как-то грустно и тоскливо. Ему казалось, он сам не знает, чего он, собственно, хочет. То есть понятно, что он хотел всего и, по возможности, сразу. Но это-то его всякий раз и подводило, ибо если и удавалось добиться своего, то после всей этой суеты становилось только хуже. Потому что всё равно всё это было не то. Его что-то гнало вперёд, всегда. Радости были только от увлечения, а увлечение длилось не долго. Потом всё приедалось и становилось не то чтобы плохо, а — никак. Вот и теперь это: чего он, собственно, хотел, если спал с двумя женщинами, зная, что одна обманывает другую. Но обманывать их обеих он не хотел. Отказаться от одной из них тоже не представлялось возможным. И можно было бы привязать к себе их обеих, потому как Женя знал, что спит он с каждой из них не только ради того, чтобы спать; то есть он понимал, что это не самоцель. Хотя и недостаточно в это верил и сомневался. Тем не менее, он говорил себе, что можно было бы удержать сразу обеих, придумать что-то. Если бы только всё не усложнялось родственной связью…
Вдруг в дверь постучали. Женя вздрогнул. Там снаружи включился свет, под дверью была возникла полоска света и чья-то тень.
Постучали снова, настойчивее. Вика проснулась.
— Что это?
Он приложил палец к губам, показывая ей, чтобы она молчала.
Несколько мгновений за дверью царила тишина. А потом вдруг послышалось, как звенит связка ключей. Это было нехорошо. Прятаться было негде.
В дверь вставили ключ, провернули и дверь открылась. В лицо ударил тёмно-жёлтый, омерзительно резкий свет. Затем свет включился и в этой заброшенной комнатке, отводимой прежде для процедур.
В дверях стояла Саша. Она ещё ничего не говорила, только смотрела на них — под одним одеялом, очевидно, голых, как будто возлюбленных. Возлюбленных или же просто предавших.
***
Ева шагала по заснеженному тротуару, держа руки в карманах полупальто, уткнувшись губами в тёплый, вязаный ещё бабушкой шарф. Вокруг горели огни. Уже совсем стемнело. Напротив, в ресторане, люди выглядели весёлыми и непринуждёнными. Ева не стала переходить дорогу, она пошла дальше. Город уже украсили к Новому году. Навстречу ей и обгоняя её, шли люди. Молодые люди. Не друзья и не подруги, преимущественно парочки. Ева шла от Екатерины Петровны, бабушки Андрея. Шла к себе, в свою квартиру.
Екатерина Петровна спала и видела, что её неуёмный внук и эта милая девушка Ева поженятся, когда он вернётся из армии. Поженятся и будут жить в его, Андрея квартире, которую Екатерина Петровна ему подготовила. Здоровье у Екатерины Петровны всё ослабевало, но эта последняя её цель — устроить Андрея (или, если угодно, пристроить его) — питала Екатерину Петровну последние месяцы, так что была она хотя и слаба, но духом разгорячена, как будто была в лихорадке.