Алкоголь не брал; вероятно, это потому, что Женя привык уже пить в последнее до дембеля время.
Он зашёл к себе в комнату. Всё тут было как прежде. Только грамоты за различные научные работы сдвинуты — но это от того, что с полок вытирали пыль. На верхней полке его компьютерного стола пылились всё-таки книги. В основном это были книги по медицине. Но имелось также собраний философских сочинений Огюста Конта — книга, подаренная ему Андреем на совершеннолетие.
«Айфон» в кармане зажужжал. Женя достал телефон. Во ВКонтакте его одноклассник Азат Армадов предлагал ему встретиться, дабы отпраздновать его — Женину — демобилизацию. Женя вспомнил, что написал ему, пока ехал в поезде.
Женя посмотрел на изображение Огюста Конта на книге, потом глянул на своё фото в ВК — фото, которое было у него в профиле. Там он высовывался из танка в шлемофоне, весь чумазый, но зубы, казалось, светились на фоне лица.
Он ответил на сообщение и лёг в кровать. Было очень удобно. Ведь это была родная, мягкая и любимая его кровать.
Глава 27
Новая семья
Ева была счастлива. Как будто счастлива. Во всяком случае это было до тех пор, пока не вернулись из армии её друзья. Один являл собою живое напоминание, что её когда-то изнасиловали. Другой вызывал в ней и вовсе непонятное ей смятение. Третий, с кем она могла бы откровенно поговорить, не вернулся. Но Ева знала, что ещё девочкой полюбила парня, которого она теперь добилась. Во всяком случае она так себе это объясняла — что своего мужа она добилась; намеренно заслоняя от себя тот факт, что в действительности она просто повелась за Ринатом тогда, когда он её поманил. Добиваться тут было особо-то и нечего, поскольку с девушкой своей он расстался, бросив её за то, что она подозревала его в измене. Так что он был свободен. Спорность возникала только в том, залетела Ева от него или же это она всё подстроила, чтобы его удержать. Но сейчас Ринат об этом как будто не думал. Ева думала о другом — что не следовало ей видеться с Андреем.
Ева ни на что теперь не решалась, однако же не могла найти себе покоя и всё пересматривала в воображении ту сцену, когда подошёл Андрей. Зачем она зацикливалась, она не знала, но знала, впрочем, что делала это намеренно, следовательно, из слабости, поскольку целенаправленных действий в отношении Андрея не имела.
Самым печальным казалось Еве, что ей не с кем посоветоваться. От советчиков, когда их много, больше вреда, чем пользы, да и вообще неблагородное это дело: совать свой нос в чужую семью, вне зависимости от того, кто у вас в этой семье — дочь или сын, однако же Еве было ещё только двадцать лет, к тому же и Ринат был старше, и поэтому ей поддержка и советы были необходимы. Но с родителями она советоваться не любила, потому как всё равно никогда ни в чём с ними не соглашалась, и если и мог поэтому ей кто помочь, так это её бабка, близкая ей по характеру и по уму, но Альбины Игоревны уже не было в живых.
Ринат видел, что с его женой творится что-то неладное, хотя она и старалась ничего не выказывать; но он сводил это на её беременность, и говорил, что когда всё уляжется, то они отправятся к морю. Отдохнут и приведут нервы и силы в порядок. Но что он имел в виду, говоря «когда всё уляжется», не знал ни он сам, ни Ева, которая предпочитала не расспрашивать. Она не расспрашивала, потому что ей не было это интересно. У неё совсем не вызывали интереса все эти разговоры, — будучи по природе человеком действия, она действие и любила, а словам часто не придавала никакого значения; в этом была и её сила, и её слабость. Как обстоит это и у всякого человека.
Ева пока не хотела детей. То есть умом не хотела, хотя и понимала, что это, конечно, радость. Но она считала, что рано. Она не думала, как склонны думать многие девушки её возраста, что надо сперва, что называется, нагуляться. Ведь многих девушек это-то обычно и губит; неумение противостоять страстям и прочие ошибки молодости всегда сказываются в зрелом возрасте. Поэтому дети-то это, конечно, хорошо, но их же многому надо обучить! А чтобы научить многому, самому надо многое знать. У иных людей такое познание полжизни занимает. Но лучше уж так, чем, не воспитавшись самому, а в данном случае самой, браться за воспитание дитяти. Однако претворяют такую семейную модель, как правило, лишь идеалисты и люди, знающие и верящие, что всякое потомство, как и всякая община, нужны для развития, но не для счастья как такового. Первое может обусловить второе; но счастье не обусловливает развитие.
Учитывая вышесказанное, справедливо будет заметить, что Ева свою беременность всё же не подстраивала. И желание рожать детей объяснялось тем, что Рината она любила, вернее же хотела иметь от него детей; он был для неё своего рода идеалом ещё из школьной поры.