— О-о! Поздравляю! — Она помолчала. — Меня Вика зовут.
Женя посмотрел на неё.
— Тяжело в армии? — спросила Вика.
— Нет, — соврал он не задумываясь. — На-ка лучше выпей! — Он протянул Вике бокал шампанского.
— Ты, надеюсь, ничего не собираешься мне подсыпать? — спросила девушка, она не смотрела, как Женя разливал.
Он удивлённо воззрился на неё.
— Тебе пытались сегодня что-то подсыпать в бокал? — осторожно спросил он, понимая, что и она не трезва.
— Да, вот он, — Вика указала на здоровяка, что сидел у розетки, а теперь был совсем рядом с ними и наливал в бокалы вино.
— Знаешь его?
— Сегодня познакомились.
Здоровяк повёл себя так, точно его позвали — он вдруг подошёл, хотя не мог слышать, о чём они говорили. Если, конечно, он только не работал в спецслужбе. Но впечатление он производил, при всей своей природной мощи, скорее небрежного доктора, чем полицейского или, уж тем более, военного.
— На! — протянул этот здоровяк бокал Вике через Женину руку.
— Я не хочу больше пить.
— Да ладно тебе!
В кадык, — думал Женя, — именно в кадык!
— Тебе ж сказали — пошёл вон! Чего тупишь-то?!
Здоровяк, а вернее же просто тучный мужчина, — посмотрел на Женю с отвращением. В его взгляде мелькнуло что-то такое, что было и в глазах у псевдо-паренька с хохолком. Что-то педерастическое. Женя подумал, что он гомосексуалист.
— Ты — щенок! — пробасил вдруг над ним здоровяк и уже в следующую секунду ударил его коленом в грудь. Женя и встать не успел. Вика облилась шампанским, а затем отскочила. — Ты — щенок! — повторил здоровяк над ним.
Женя прокашлялся, лёжа у кресла. В руке оставался разбитый о столик бокал. В ушах гудело.
— Да ты штаны-то эти заслужил? сопляк! — плыл над ним голос здоровяка. Здоровяка или просто тучного мужчины.
В следующую секунду Женя ударил. В кадык. И здоровяк захрипел. Вокруг закричали. Завизжали. Из шеи у мужика забрызгала кровь. Там торчало стекло.
Женя посмотрел на свои руки, но обнаружил, что те чисты. Как будто чисты. Кровь брызнула только ему на штаны.
Стремительными шагами Женя пошёл из комнаты. Из квартиры. Сначала шёл от крика, затем побежал.
Он не воспользовался лифтом и сбегал по пожарной лестнице. Внизу, перед дверью в подъезд, остановился, чтоб отдышаться. Кроме того, надо было осмотреть себя на наличие крови.
Штаны не казались уже такими запачканными. Тем и хороши были эти камуфляжные штаны, что сложно разобрать, глядя на них, грязные они или чистые. Но по влаге на колене он понял, что всё же кровь была. Отирая штаны, он обнаружил ключи в кармане. Сперва он недоумевал, что это, и стоял с ключами в руках, глядя на них при свете лампочки. Вспомнил — ключи… «тайота»… Азат… Азат дал ему ключи, потому что какая-то девчонка, мол, порвала ему утром штаны, пытаясь вырваться от него. Так, во всяком случае, рассказал это Азат. И Азат, когда они приехали к дому, отдал ключи от машины ему, Жене.
Выбегая, Женя столкнулся с девушкой, которая заносила коробки, лица её за коробками было не видать. Дверь придерживал парень.
Сбив девушку, Женя на ходу выругался и кинулся к машине. «Тайота» стояла тут же. Разблокировав дверь и прыгнув на сиденье, он вставил ключи в зажигание. Вспыхнули фары. Прежде чем рвануть с места, от чего он, впрочем, за год отвык, Женя бросил взгляд на молодую пару у подъезда. Лицо девушки показалось ему знакомым.
Алексей шёл по ночному городу продрогший насквозь. «Поганое лето выдалось, — думал он. — Не лето, херня какая-то!» Снова собирался дождь. Ещё только недавно казалось, что погода прояснится, но тучи снова сбегались.
Он был не в духе, но это не только из-за погоды, а также из-за психички, в город к которой приезжал он уже не первый месяц. На этом настоял брат Степан, сказав ему, что… дескать, «не мешало бы тебе подлечиться…» Погано было такое от брата слышать.
Но да ладно. Психичка была красивая, к тому же приходилась тёткой его бывшей девушке, и потому была цель отомстить. Отомстить за то, что не дождалась. А он, пока сидел, татуировку для неё сделал: «Полина» на запястье набил.
А эта дрянь, психичка, хотя и была красивая, а, тварь, как будто играла на его характере, сначала она строила ему глазки, а потом вдруг изменялась в лице и начинала нести какую-то заумную психиатрическую хрень.
Ничего, — говорил он себе, — всё равно всех вас трахну и брошу! Суки.
Он был уверен, что именно для этого-то все женщины и нужны. Ну и для деторождения, пожалуй, ещё. Всё остальное может мужчина. Он знал это на примере своего покойного отца, который вырастил их троих — его, Алексея, и его братьев.