Мелентьев давно понял, что дело склоняется не в его пользу, что на собрании его не поддержат, но он верил в силу Савватеева и не хотел сдаваться.
— Товарищи! — заговорил он со всем жаром, на какой только был способен. — Мы не должны дать себя обмануть. Мы обязаны отбросить личные симпатии или антипатии. Мы не можем позволить замазывать нам глаза различными успехами. Партия учит нас бдительности, принципиальности. Ну, предположим, с приходом Колосова кое-что в институте улучшилось. Ну, предположим, мы выполнили важное правительственное задание. Хотя, конечно, мы и без Колосова его выполнили бы — работали-то товарищи Бакланов и Румянцев, а не Колосов. Но — предположим. Предположим, что успешно идет дело по переоборудованию мартеновских цехов. Нащупали много интересных новых проблем. Новая схема мартеновской печи, кислородное дутье и так далее. Что же, это, по-вашему, работа Колосова? Чепуха! Пришел Аника-воин и всех победил, все перевернул вверх дном. Мы ждали крупного ученого, а к нам явился цеховой инженер. К тому же зазнайка, человек грубый, не умеющий подходить к людям.
— Это неверно! — выкрикнули из зала.
— Вам дадут слово, — ответил Мелентьев. — Вы выскажетесь. Я продолжаю: да, зазнайка, не умеющий подходить к людям. Он переставлял их в институте, как пешки на шахматной доске. Архипова туда, Бакланова сюда, Румянцева в третье место, Ратникова в четвертое, даже секретаря — Лилю Борисовну — и ту с места стронул, Донду перевел к себе. А когда группа по жаропрочной стали создавалась — вообще было великое переселение народов. Не так работают в советском научном учреждении, нет! А в личном плане каков оказался товарищ Колосов!
Мелентьев вновь перебирал длиннейший список проступков Павла Петровича, вновь, в еще более грязном виде поминалась Стрельцова, вновь перетряхивались квартирные дела, травля старых кадров, самочинный и неправильный пересмотр тематического плана и так далее и так далее. В зале нарастал гул, все чаще выкрикивали: «Позор!», «Лишите его слова!», «Товарищ председатель, ведите собрание!»
Но Мелентьева это не смущало, он упорно вел свою речь к концу. Он знал, что должен или добиться того, чтобы признали его правоту, или он потерпит полный крах в своей карьере. Он боролся за себя. Боролся изо всех сил, отчаянно, фанатично.
— Товарищи! — заключил он. — Все, кто верен принципам партии, все, кто понимает, что в партии для всех одна дисциплина, должны поддержать решение партбюро. Таким, как Колосов, не место в партии.
— Долой, долой! — с еще большей яростью закричали в зале. — Гнать его с трибуны! — Особенно горячилась и возмущалась молодежь.
Вслед за Мелентьевым выступил Архипов. Он спокойно, одно за другим опровергал обвинения, возведенные на Павла Петровича, он заявил, что считает решение об исключении Павла Петровича из партии грубой ошибкой партбюро и что, вынеся такое решение, партбюро пошло на поводу у клеветников и карьеристов, которые в личных целях чернили честного коммуниста.
Следующей выступила Самаркина. Она записалась первой, однако слово ей дали только после Архипова. Самаркина принялась поддерживать Мелентьева и отстаивать решение партбюро.
— Он лицемер! — говорила она, устремляя палец в сторону сидевшего в зале Павла Петровича. — Он называл себя другом доктора Шуваловой. Он бывал у ней дома, куда его так доверчиво приглашали. И что же, провозглашая, так сказать, тосты за здоровье нашей Серафимы Антоновны, он готовил против нее эту никчемную, пачкавшую крупного советского ученого интригу с якобы заимствованными достижениями Верхне-Озерского завода.
— Не якобы, а точно — присвоенными достижениями! — крикнули из зала.
Самаркина не ответила на реплику.
— Не так, нет, не так поступают истинно крупные ученые, большие люди, — продолжала она. — Большие люди не носят камень за пазухой. Они говорят правду в глаза. Не ждут, чтобы обнародовать ее на собрании. Я, помню, тоже совершила однажды ошибку, опубликовав непродуманную статью в журнале. И что же? Сам академик Федулов прислал мне дружеское, теплое письмо. Он был болен, писал из больницы. Нет, он не ждал собрания, чтобы разгромить меня публично. Вот как большие-то люди поступают. А к Колосову я пришла…
В президиуме поднялся Бакланов.
— Одну минуточку, товарищ Самаркина, — сказал он и обратился к собранию:
— Товарищи, чтобы облегчить труд Нонны Анатольевны, я хочу объяснить, зачем она приходила к товарищу Колосову. Она просила снять нашего талантливого молодого товарища Ратникова с его должности, поскольку он не имеет кандидатского диплома, и назначить на его место ее, Нонну Анатольевну, поскольку она имеет диплом кандидата наук. Вот как, видите, по отношению к молодежи поступают настоящие ученые, большие люди.