– Унижение. – Это единственное слово человек произнес в промежутке между двумя длинными глотками, но и одного слова хватило, чтобы Майкл узнал усевшегося на кровати Арни. Тот наклонился вперед, едва не свалившись на пол, и уставился на вторую кровать.
– Томми, – позвал Арни. – Томми, ты проснулся?
– Да, мистер Арни, – сонно ответил десятилетний мальчик, сын Джонсонов, которые принимали у себя гостей.
– С Новым годом, Томми.
– С Новым годом, мистер Арни.
– Не хотел беспокоить тебя, Томми, но мне приелось общество взрослых, вот я и пришел сюда, чтобы поздравить с Новым годом новое поколение.
– Премного вам благодарен, мистер Арни.
– Томми…
– Да, мистер Арни? – Томми уже окончательно проснулся.
Майкл чувствовал, что Луиза едва сдерживает смех. Он понимал, что ситуация действительно презабавная, но его злило, что нужно сидеть в темноте и молчать.
– Томми, рассказать тебе историю?
– С удовольствием послушаю, мистер Арни.
– Тогда попробую… – Арни вновь отпил из чашки, звякнул фарфор. – Попробую… Я не знаю историй для детей.
– Расскажите любую. На прошлой неделе я прочитал «Тощего человека».
– Хорошо, – с пафосом заявил Арни. – Я расскажу тебе историю, не предназначенную для ушей ребенка. Историю моей жизни.
– Вас когда-нибудь били по голове рукояткой револьвера сорок пятого калибра? – спросил Томми.
– Не перебивай меня, Томми, – раздраженно бросил драматург. – Если меня и били по голове рукояткой револьвера сорок пятого калибра, ты узнаешь об этом в должное время.
– Извините, мистер Арни. – В вежливом голосе Томми слышалась обида.
– Пока мне не исполнилось двадцать восемь лет, я считался подающим надежды… – начал Арни.
Майкла передернуло. Не хватало еще услышать исповедь драматурга. Но Луиза нежно сжала его руку, и Майкл смирился.
– Я получил образование в хороших школах, Томми, как нынче принято писать в романах. Учился прилежно и узнавал цитаты из всех английских поэтов. Хочешь выпить, Томми?
– Нет, благодарю вас. – Томми уже сидел, не сводя глаз с Арни.
– Ты, должно быть, слишком молод, чтобы помнить рецензии на мою первую пьесу, Томми. «Жердь и коротышка». Сколько тебе лет, Томми?
– Десять.
– Слишком молод. – Чашка в очередной раз звякнула о блюдце. – Я бы мог процитировать некоторые из этих рецензий, но едва ли тебе это интересно. Однако упомяну, что меня сравнивали со Стриндбергом и О’Нилом. Ты слышал о Стриндберге, Томми?
– Нет, сэр.
– И чему только в наши дни учат детей в школе? – сердито воскликнул Арни, глотнув виски. – Итак, история моей жизни, – продолжил он уже более спокойно. – Меня принимали в лучших домах. Я подписывал чеки в четырех самых дорогих ресторанах Нью-Йорка. Мои фотографии неоднократно публиковали в газетах. Меня приглашали выступить на торжественных приемах и обедах. Я перестал разговаривать со всеми своими прежними друзьями, и у меня словно гора с плеч упала. Я поехал в Голливуд и долгое время зарабатывал по три с половиной тысячи долларов в неделю, и было это до введения подоходного налога. Там я пристрастился к бутылке, Томми, и женился на женщине, у которой был дом в Антибе, это во Франции, и пивоварня в Милуоки. В 1931 году я бросил эту женщину ради ее лучшей подруги и в этом ошибся, потому что дама была костлява, как горная форель…
Арни шумно отхлебнул виски. Майкл понимал, ему не остается ничего другого, как сидеть в темноте и надеяться, что драматург не заметит его присутствия.
– Люди говорят, – в голосе Арни зазвучали ностальгические нотки, – что я оставил свой талант в Голливуде, Томми. И вот что я тебе скажу: если уж талант придется оставить, то лучше всего оставлять его именно там. Но я им не верю, Томми. Я отработанный материал, и все меня избегают. Я не иду к врачу. Зачем? Я и так знаю диагноз. Врач только подтвердит, что жить мне осталось шесть месяцев. Мою последнюю пьесу запретили бы к постановке в штате с достаточно строгими законами, но причина не в Голливуде. Я слабый, интеллигентный человек, Томми, а наш век не приспособлен для слабых, интеллигентных людей. Вот тебе мой совет, Томми. Вырастай глупым. Глупым и сильным.
Арни тяжело поднялся с кровати, его силуэт, который Майкл видел в тусклом свете, падающем из окна, качался из стороны в сторону.
– Только не подумай, что я жалуюсь, Томми. – Голос Арни стал громким, а тон – сварливым. – Я старый пьяница, и все надо мной смеются. Я разочаровал всех, кто меня знал. Но я не жалуюсь. Если бы мне дали шанс прожить жизнь заново, я бы прожил ее точно так же. – Арни взмахнул руками, чашка и блюдце полетели на ковер и разбились, но он этого не заметил. – Только в одном, Томми, только в одном я бы поступил иначе. – Арни выдержал театральную паузу. – Я бы… – Он замолчал. – Нет, Томми, ты слишком молод.