Не проронив ни слова, мы, оставшись ни с чем во время путешествия от Достоевской в непонятное для нас пока место, двигались вперёд. Слева и справа стены обрамляли гнилые доски, за которыми просвечивался известняк с глиной. Под ногами грязь, потолок — крошево из камней, по которому тянулся шнур, состоящий из лампочек Ильича. Откуда он начинался и куда тянулся — одному Богу известно, или лемурам, если мы пришли в правильное место. Ведь сатанист же обещал, что мы выйдем к Лиговскому? «Нашёл, кому верить», — пожурил я сам себя. Разум подсластила мысль о том, что оккультника больше нет.
— Смотри сюда — я уже не удивлялся Чуме, его репликам: от человека, которого я встретил тогда, под Куполом, в далёком и забытом «Петроэлектрочегототам» не осталось следа.
Метров через сто ходьбы по коридору стены внезапно расступились в стороны, обнажая просторы комнаты. Идеально круглая форма, вокруг стояли шкафы, перед ними, проеденные плешью и временем диваны, на которые я бы ни сел и за вагон тушёнки и канистру воды в придачу. Посредине два стола, заваленных пластиковыми тарелками, бумагами и свитками. Чума стоял около правого по нашу сторону письменного атрибута, держа в руках пожелтевший лист ватмана. В тусклом свечении лампочки я не сразу разобрал, что там изображено. Вот, точно: надпись, составленная из газетных вырезок. Тело лизнул арктический холодок. «ЛИГОВСКИЙ ПРОСПЕКТ II, ШЕСТАЯ (КРАСНОСЕЛЬСКО-КАЛИНИНСКАЯ) ВЕТКА ПЕТЕРБУРГСКОГО МЕТРОПОЛИТЕНА».
— Чума, мы на Шестой ветке, твою мать?!
— Не удивительно — ледяное спокойствие путника пугало меня. — Мне кажется, что мы с самого начала пути из-за тьмы повернули не туда. Словно тоннель нас не пускал на Лиговский.
— Чего ты несёшь?!
— То, что мы пошли заброшенным путём на недостроенную станцию. Точнее, вот она, перед нами — Чума обвёл комнату рукой. — Существуют же станции Седьмой, Кольцевой ветки, почему бы Шестой нет?
— Что-то я такое слышал: берёт начало в Ручьях, заканчивается… хрен знает. Где-то под Стрельной, наверное. Но причём тут тоннель?
— А как ты думаешь соседствующие веганы и лемуры сообщаются с Робби? Через джунгли? Мало того, чтоб пройти загадки, ещё надо знать точный путь, чтобы выйти на настоящий Лиговский пр…
Но Чума не договорил. Из противоположного коридора послышался стук. Секунда, и звук стал ближе. Нечто огромное двигалось Оттуда. Хозяин станции, владыка Шестой линии метро. Не долго думая, мы с Чумой спрятались в шкаф, так и затаившись в нём, не позволяя себе дышать. Я даже слышал как виски отчаянно запульсировали в голове, а пот водопадом шипел по коже.
Троллеобразное существо, которое мы с Чумой (тот стоял в соседнем шкафу) видели в спину, разглядывало стол. Только бы не заметил перестановку предметов, а точнее того листа ватмана. Я рассчитывал на то, что успеет заново пройти Три Мировых войны прежде, чем тролль сдвинется с места. Но всё произошло иначе: бугристая серая кожа исчезла из моего виду. Понадобилось несколько минут, чтоб перевести дух и потянуться к ручке шкафа. На всякий случай я поглядел в глазок: огромный серый глаз с кровоподтёками по бокам, смотрел на мой.
Не знаю, что произошло быстрее: Чума ли выбрался из шкафа, оглушив гоблина, или я, со всей мочи выбив дверь ногой, тем самым обеспечив сотрясение мозга монстру, но вместе мы уже бежали по новому коридору, не оглядываясь назад. Страх придал силы, чтоб через минуту бумерангом вернуться со стократной отдачей: прямо шедший маршрут заканчивался тупиком. Там, в углубление досок, за которыми начиналась горная порода, замуровали человеческий торс: без конечностей, без головы.
Рычание, которое я ни забуду никогда в жизни, поставило на дыбы волоски даже в носу. На этот раз Оно играло с нами, как играл когда-то Минотавр. Птички в клетке, выхода не было, в отличие от той же Пушкинской, когда имелось место для манёвра. Это при подходе отряда зверь исподтишка убивал бойцов, начиная с конца колонны, когда в итоге было слишком поздно что-либо делать, ибо строй становился обескровленным людскими ресурсами. Одному же выпадал шанс выжить в русской рулетке с тем, что выплюнула в реальность радиация.
Через энное время мы с Чумой, уменьшившиеся до размеров лилипутов, видели очертания тролля — размытый силуэт метра два с половиной ввысь, до которого пока не падал свет. Словно на нас шёл один из тех шкафов, умевший при том издавать нечленораздельные звуки.