Горец, а теперь Кензо. Герои уходят первыми, легенды живут вечно. И ядерная война не в силах их сокрушить.
Глава 6. ИСТИНА ГДЕ-ТО ТАМ
Ни фонаря, ни оружия, ни продовольствия. Одна лишь апатия, окутанная тьмой. Сознание дурманилось, ноги на автопилоте несли дальше. В кромешной тьме я ориентировался по железнодорожной колее, нащупывая ту подошвами сапог. На Фиолетовой ветке за три месяца моего пребывания в метро, я успел посетить Садовую и Адмиралтейскую. К убийцам на Севере меня не пустили, а на Юге делать нечего. Сейчас целью моей жизни стало вернуть рассудок и собственную память. Меня вдруг встревожило, как я всё-таки оказался в метро. Тогда, в первый раз и через Гражданку.
Я не знал, сколько прошло времени и километров пути, когда силы окончательно покинули и я решил остановиться передохнуть. Заодно там же меня обильно вырвало. Кровь продолжала идти с бока и изо рта. Да, здорово я упал со ступеней. Взяв себя в руки, я продолжил путь, не боясь наткнуться на крыс, зомби и даже тигра. Пускай сожрёт, хоть боль прекратится.
Станция Обводный канал открылась 30 декабря 2010 года, за десять с лишним лет до Катастрофы. Об этом мне говорили мои предки, лица которых я никак не мог вспомнить. Я не знал, обитаемо ли место, но лучше бы оно так и было. Если я не увижу здесь живых, пусть даже Веганов или загадочной лемурии с их роботом-отшельником, то так и так сведу концы с концами.
Канал ослеплял своим светом. Глаза с непривычки защипало. Я влез на станцию, оставляя за собой следы крови. Меня вновь вырвало, на этот раз желчью. Кишки безжалостно сжимались в узелки; в висках неприятные толчки. Я сделал пару шагов по направлению к арке. Ещё усилие, и станция встретит меня как гостя после путешествия длинною в жизнь, но ноги подкосило, и я провалился сквозь пол.
Так я летел целую вечность, пока не приземлился на деревянный паллет. Меня согревало кострище. Рядом плясали шаманы, распевая причудливые песни.
— О, брат, ты очнулся — подошёл ко мне один из… Подождите, передо мной же…
— Вы — хиппи?
— Да, братуха. Не удивляйся… Когда нас согнали анархисты с Кировского и Нарвы, наша коммуна не знала, куда податься. Поначалу мы затусились в Весёлой деревне.
— Дыбенко?
— Ха-ха, оно самое. Ну, наркота там, марихуанчик. Затем поняли, что нам надо искать своё место, но чтоб о нём никто не знал. И попали сюда.
— Но как вы прошли Минотавра? — глупее вопроса я задать не мог.
— Да ты что, друг — это мифы Давней Греции. Не читал такую книжку? Расслабься. Мы тебя немного подлатали своими снадобьями.
— Какими ещё…
— Ты только встань — улыбался хиппи.
Я не верил своим глазам. Боли не было, кровь не шла. Только голова трещала будто с дикого похмелья, но то мелочи жизни. На меня никто не обращал внимания, словно я был частью Их общины. Не удивлял посему лозунг детей-цветов, всплывший в закутках моего рацио: «Нет войне, делай любовь». Если я ничего не напутал. Лишних вопросов задавать не стоило. Только одна любовь — большая и вселенская. Представляю, все бы станции переняли опыт Обводки. Но здравый рассудок диггера понимал, что жить бы стало ой как скучно. Без мира нет войны, а без любви ненависти. Инь и ян. Так было и будет всегда. Остальное — утопистам.
— Как тебя зовут то? — решился таки я на вопрос, разглядывая целителя.
— Эй, у нас нет имён. Все мы — дети Геи. Правда, Ей сейчас плохо, но мы верим, что когда-нибудь Она поправится и мы снова будем наслаждаться Её дарами.
«Ага, через несколько тысяч лет», — подумал я. Похожие мысли мне приходили в Кузьмолово, когда наша группа смертников остановилась на перевал.
— А часы у вас есть? — старался задать я осторожнее вопрос, по сути, заранее зная ответ.
— Конечно — удивил меня растаман. — Без десяти двенадцать. Ты в изменённом сознании пролежал недолго, а наши травки действуют моментально.
— Мне надо бежать.
— Постой — подошёл ко мне седовласый хиппи. На вид можно было смело давать ему лет сто. Зуб дам, главный шаманище у них, ибо музыка тут же прекратилась и на нас заворожено глядела вся коммуна. — Я вижу в твоих глазах смятение. Ты что-то пытаешься важное вспомнить. Думаю, мы имеем право знать, что именно.
— Хорошо — я развёл руками. — Всё дело в истине, которую я пытаюсь постичь. Но даётся она мне с трудом и я не смогу полностью её, так сказать, узреть без постороннего на то вмешательства.
— Истина где-то там и может подождать — старец знал больше, чем я мог себе вообразить. — Ты хочешь знать своих родителей. Знать, как оказался в метро.