И, как тот, кто привёл меня в организацию и стал моим "учителем", он имел надо мной полную власть. Даже те, несчастные, кто оказывался среди белых стен из-за этого тилацина, не знали о том, что именно он, всем им, прокладывал туда дорогу. А я знал. Слишком хорошо знал. И прекрасно понимал, где находятся прутья моей золотой клетки.
Это меня и сокрушало: само осознание КТО владеет моей жизнью и контролирует каждый её аспект. Гораздо проще подчиняться кому-то абстрактному: большому брату, богу, президенту или кому угодно ещё, кого ты не видишь каждый день и о ком не знаешь самых отвратительных подробностей. К чести любых правительств, несмотря на их ложность, глупость, бессмысленность и кровожадность, их представители скорее всего не сидят с вами за одним столом, поедая мясо руками, не обнимают вас и не шутят так, что чернеет в глазах.
По своей обывательской бытности знаю, что всех царей, президентов и вождей, воспринимаешь исключительно опосредованно и серьёзно. Как небожителей, бесконечно иных существ, нежели люди. Пусть они таковыми на деле и не являются.
А вот Мартин... Ха, Мартин! Это абсолютно особенная история...
Как-то раз, сидя в своей комнате, в тайном бункере прямо под Москвой, я писал письмо своему другу, Йозефу. Мы не общались уже сорок семь лет. Да и не смогли бы. Йозеф умер десять лет назад, от старости, в возрасте семидесяти двух. Всё же, в отличии от меня, он не был наделён вечной молодостью.
Но каждую годовщину его смерти я исправно писал ему письма. В никуда. Мне просто становилось легче от того, что я изливал ему свои беды. Всё же, кроме других масонов, мой круг общения был исключительно ограничен. Мне просто некому было больше пожаловаться о своих сомнениях. И мой наставник прекрасно об этом знал.
Он пришёл ко мне, когда я был на середине письма, с тарелкой бутербродов с белужьей икрой и конопляным чаем. Бесцеремонно поставив их прямо на лист с письмом, он положил руки мне на плечи, а подбородок положил на макушку. Я не мог видеть его лица, но точно знал, что он обыденно широко улыбается:
– Что, опять занимаешься этой бессмыслицей? Письма мертвецам, как это мило... А мне, между прочим, звонил Папа Римский... Сказал, что ты не присутствовал на заседании курии... – он поднял подбородок и одной рукой потрепал меня по голове, – Феликс, Феликс, Феликс... Нельзя же так часто прогуливать свою работу. Тем более в твоём ведении не такая уж большая земля, всего лишь какой-то Ватикан, за ним не сложно уследить, если специально не пренебрегать своими обязанностями.
– Да, Папа Римский на меня ещё не жаловался... Добавлю его в коллекцию. – сказал я, – Ну что он, без меня не может справиться? К чему всё это моё наставничество? Какой смысл оно имеет?
– Ну опять та же песня, mate! Опять тот же разговор. Но на этот раз у меня есть пара весомых аргументов. Знаешь, что они приняли без твоего контроля? "Humanae vitae tradendae munus gravissimum…" Энциклику против нашей инициативы по контролю рождаемости. Ладно это нам особо палки в колёса не вставит, но ведь твоего же подопечного сейчас высмеивают за его консерватизм! Тебе не жалко бедного Павла? Мог бы и вмешаться в его решение.
– И за то, что я не вмешался, он обвиняет меня?
– Ну знаешь, это и есть ответственность. Люди же, они как маленькие дети, нельзя их винить за проступки. Ведь ответственность на тех, кто эти ошибки не объясняет и не говорит, как их снова не допустить. Ты родитель для этого маленького города-государства, вот и воспитай его как следует. Иначе как ты сможешь мне наследовать, если не научишься чему-то новому?
– Ты вечно молод, с чего это я должен готовиться к тому, чтобы тебе наследовать? Ты же не собираешься умереть?
– Ну, может не так, как твой милый Йозеф, но однажды я всё-таки уйду на покой. И кто если не мой сын...
– Я тебе не сын.
– Ты мне прямо как сын, mate! Если бы у меня и могли бы быть дети, это был бы ты. А я тебе, как отец, святой дух, лучший друг, царь и бог. И ты должен быть всеми ними, только уже для тех, за кого возьмёшь ответственность – для всех людей на земле. Разве не об этом ты мечтал, когда в семнадцатом скакал по красным баррикадам? Вот, у тебя есть шанс сделать мир лучше, начиная с малого. С Ватикана, например.
– Там и так всё хорошо...
– Бу-бу-бу, одно унылие! Улыбнись, mate! – тилацин развернул меня на моём крутящемся стуле к себе и чуть было не ослепил меня своими белоснежными рядами зубов, аккуратно расставленных в чересчур часто радостной пасти, – Скоро у нас юбилей твоей любимой даты – Красного Октября. Молодость свою революционную вспомнишь, а я подготовлю для тебя пару подарков, плохо ли?