Так, я совершенно перестала высыпаться и начала наплевательски относиться к своему труду. В один из дней, я невнимательно отнеслась к положению звёзд и их соответствию календарю. Я составила неверное предсказание, обещавшее нашему лидеру победу.
А на следующий день он вернулся из скоротечного похода злой и без половины многотысячной армии. Конечно, меня тут же разжаловали из предсказательниц. Чтобы ещё больше унизить меня и моё происхождение, я была продана в рабство младшему храмовому слуге. В назидание, можно сказать.
Рабство у моего народа было совсем не тем прекрасным и жестоким институтом, что у белых, чёрных и жёлтых людей, которые могли держать в жёстком подчинении многие поколения целых народов. Нет, оно было мягким и даже несколько бесхребетным, что очень контрастировало с нашей, в целом, кровожадной культурой. Из него было легко сбежать или выкупить самого себя. Можно было жениться и дети не перенимали рабский статус. При усердной работе могли пожаловать освобождение. Можно было даже иметь собственных рабов! А хозяина и вовсе могли наказать за жестокое отношение.
Конечно, все эти блага обычно доставались не пленным, а нашим, по тем или иным причинам попавшим в неволю. Некоторые даже добровольно шли в рабы, лишь бы справиться с финансовыми трудностями и пожить немного на хозяйских харчах, отплачивая их своим трудом.
И если для кого-то это была трудная необходимость, то моё попадание в рабство оказалось окном возможностей. Возможностей для исполнения мечты. Тем более, что я оказалась в подчинении Либеччо, тогда ещё носившего имя Тлибек.
Это был удивительно хлипкий и нежный юноша. Особенно, в контексте своего времени. Будучи жрецом бога-ягуара, воплощения ярости и смерти, он страдал недугом сочувствия и эмпатии. Тлибек нежно оплакивал умерших, морщился от обыденных жертвоприношений и считал, что пролитые реки крови никак не будут способствовать отсрочке конца света. Он был исключительно уникальным гуманистом в жестоких реалиях кровавого века.
Но именно такие нежные и интеллигентные существа могут становиться самыми кровожадными и жестокими монстрами. Так всегда было. Испокон веков.
Их нужно только правильно испортить и мне помогло то, что я сразу очаровала Тлибека, привязав к себе, как верную собачку. Я заставляла его доставлять мне боль, а он хотел спокойной жизни, большую семью и много детей. Но согласно закону это даровало бы мне свободу от цепей. А я уже тогда стала понимать, что настоящая власть может быть получена только в плотно затянутом ошейнике.
Я манипулировала Либеччо, давала ему надежду на то, что однажды мы реализуем его глупую мечту о спокойной жизни. Кормила его обещаниями и извращала тёмными удовольствиями. Благодаря моим наставлениям нежный юноша рос по службе, креп физически и становился всё более жестоким. Чтобы угодить мне, Тлибек творил ужасные вещи, усердствуя в ритуалах и принося всё более масштабные жертвы. Не во славу богов, а скорее в мою честь. Волк даже перерос своё отвращение к человеческой плоти и стал есть её на глазах у всех.
Он поклонялся не тем, кому по призванию должен был служить, а мне. Каждая капелька крови пролитая им, была для меня. И с такой "рьяной и истиной верой" волк добрался до должности главного жреца. Тлибек стал даже более важным, чем когда-то была я и мой отец, ибо теперь он ведал всеми жертвами. Через него я завоевала огромную власть и влияние, легко надавливая на его мужские слабости и манипулируя стремлениями к нежности и любви. Но мне было плевать на власть. Мной двигало не она.
Теперь я могла реализовать свою главную фантазию. Либеччо был принуждён к тому, чтобы избрать именно меня в качестве "главного блюда" Божественных супругов. Он долго противился, причитал, но в конце концов, это было МОЁ решение. А МОИ решения он принимал как божественные наказы.
В мой самый счастливый день, меня нарядили в самый роскошный рабский наряд. Провели мимо толпы, в обожании которой я купалась. Затем мы с Тлибеком поднялись на вершину самой высокой пирамиды. Там он проколол мне язык золотой барбеллой, чтобы кровь пролилась вместе с моей душой, содержавшейся в ней. Затем он раздел меня, положил на алтарь и достал ритуальный нож.
Именно в тот момент, Мауи избрал нас для того, чтобы мы оба стали членами Общества, разделив между собой Северную Америку. Прежде, чем клинок коснулся моей кожи, я обрела проклятие неуязвимости. Любые повреждения теперь не наносили мне никакого вреда, а самые страшные раны заживали всего за пару дней. Даже если меня сжечь до состояния пепла, я смогу восстановиться, будто бы ничего и не было.