Никого кроме этих двоих тилацин больше не обнимал. Восьмерых он поприветствовал рукопожатием и похлопыванием по спине: и высокомерного дракона Вань-Шеня, и мистичную сову Трамонтану, и воинственную гиену Хамсин, и змееподобную Пиники, и жадного до блестяшек ворона Борея, и панголина Суховея, и вероломную казуаршу Нот, и слегка безумного трубкозуба Венега.
Относительно холодно Мартин поприветствовал лишь Санта-Анну и Либеччо. Даже не подал руки, лишь обыденно широко улыбнулся.
Между ними в целом чувствовалась какая-та напряжённость и, потому, мне вдруг подумалось, что он всё-таки был на моей стороне в вопросе смерти Че. Что он не поддержал эту зверскую затею, выступив против болезненного для меня решения.
На самом деле, сколько бы я его не критиковал, во мне всё же бурлили сомнения касательно того, ненавижу я Мартина или всё-таки испытываю к нему некоторую долю симпатии. Мне почему-то казалось, что в нём было что-то хорошее, даже не смотря на его безумие. Он заботился о своих. А меня, наверное, считал самым своим из всех. В основном потому, что видел во мне приемника. Может, он и на счёт смерти команданте чувствует тоже самое, что и я?
Даже несмотря на всё, что из-за него мне пришлось пережить, я не мог точно понять, манипулирует он мной или действительно заботится? По крайней мере, лишь его и Памперо я мог представить вступающимися за Че на том заседании, где они решали, уничтожить ли мою идею.
И мне надо было убедиться в этом прежде, чем я сделаю то, что запланировал сделать сегодня, в момент собрания. Может, мне стоит передумать свершать свою маленькую революцию? Может хоть раз стоит послушать его и не рисковать всем ради собственной свободы?
Когда мы все пошли в "Зал с круглым столом", где было ровно четырнадцать мест. Я потянул его за рукав его диггерской формы и сказал на ухо:
– Прежде чем мы начнём заседание, можем поговорить с глазу на глаз?
– Конечно. Но почему сейчас? Гости только приехали. Ты мог поговорить со мной всё утро и всю прошлую ночь. – ответил тилацин.
– Не мог. Ты же не мог забыть, чем мы были заняты вчера. – сказал я и потянул "наставника" прочь из зала.
Он последовал за мной без лишних сомнений, сказав остальным, чтобы "пока присаживались". Мы скрылись в тайной комнате, вход от которой был спрятан в стене, по дороге в зал. Сама комната представляла из себя помещение с зеркалом Гезелла, и использовалась Мартином для того, чтобы подслушивать что его "коллеги" говорят у него за спиной. По идее, я также не должен был знать об этом помещении, а потому тилацин справедливо удивился:
– Так ты знаешь об этом месте?
– Учитывая, что я тут живу, его было не так уж и сложно найти.
– Смышлёный лисёнок. – пожал плечами тилацин. Его, кажется, не особо расстроил вскрытый секрет, – Но ты явно хотел поговорить не о том, что я люблю шпионить за другими, верно?
– Да. Это насчёт товарища Гевары...
– Я заметил, что ты очень расстроен в последние дни.
– Ты... знал о том, что они задумали?
– Конечно. Мне о таких вещах сообщают. Но решение принимал Либеччо. Ты прекрасно знаешь, насколько Санта-Анна преданная ему собачонка. Если уж они что-то решили, то сделают это и без санкции Совета. Тем более, что Либеччо сейчас за главного - это его эпоха. Я не мог ему помешать и уж поверь, мне не нравиться то, как он с тобой обошёлся. Но и тебе бы стоит привыкнуть к тому, что твои любимчики смертны и с ними могут случаться неприятности, на которые ты не можешь влиять. Я понимаю, что это сложно принять, но тебе бы вообще не брать любимчиков...
– Это был мой личный проект, Мартин...
– Разве он был неудачным? Ты смог реализовать революцию на целом острове! Твой любимчик побывал в Конго, постоял на мавзолее, побыл министром, так ли мало твой доктор Гевара сделал? Кроме того, умер он как настоящий герой...
– Да, ведь ещё было Конго... Лулумбу тоже убил Либеччо.
– Ну убил и убил! Ты что же, каждого симпатичного тебе революционера будешь оплакивать? За будущие годы слёз не напасёшься. Их будут тысячи и тысячи, разных народов и культур!
– Они все напоминают мне Йозефа... Таким, каким он был в восемнадцатом году, когда мы только познакомились...
– Ты это переживёшь. И то, что твой старый друг умер с десяток лет назад тоже. Я понимаю, как это сложно. Но проживёшь с моё и десятки лет будут казаться часами и будет так плевать на смерти других... Чувства притупятся.
– Этого я и боюсь больше всего. Что стану в какой-то момент тобой.
– А что плохого в том, чтобы быть мной? Лично я, не жалуюсь уже семьдесят тысяч лет. Кроме прочего, в молодости я ничуть не отличался от тебя, особенно когда меня только-только избрали духи Альчеры. Знаешь, я тебе до сих пор не рассказывал, но у меня были в своё время не только свои докторы Гевары, но и свой собственный Йозеф. Моего звали Мауи. Но наша дружба закончилась даже куда болезненнее, чем твоя.