Испанская провинция Западной Сахары, городок Дахла, 5 февраля 1968
Конечно, Трамонтана знала о нашем приближении. Всеми тремя аватарами. У них было общее сознание, но разные тела и способности. Все были смертельно опасны и всех надо убить как можно быстрее. Потому что в отличии от меня, Трами не готова сдаться на милость победителя и признать свою слабость. В ней нет воинской чести, а вот хитрости и изворотливости – хоть отбавляй. Договориться с ней едва ли выйдет.
По крайней мере, если не схватить её за горло, убив как минимум два из трёх воплощений. Так, чтобы ей уже некуда было бежать. Чтобы "Острова блаженных" стали её могилой. А для этого надо было разделиться и атаковать практически в один момент. Жёстко и беспощадно. Так, как всегда, делал мой народ с непокорными кланами или отбившимися от стаи воительницами.
Лояльность может быть обеспечена только силой. Особенно, когда речь идёт о землянах. Земные выползни не способны уважать настоящую власть, доказанную кровью. Они ценят только ту власть, которая их правильно дурит, нежно делая те вещи, которые настоящий воин счёл бы аморальными. Впрочем, не все земляне такие и, как оказалось, даже не все из них стремятся стать всеобщей доминантой.
Памперо вот, оказывается из исключений. И вот, когда перед финальным рывком к Тенерифе и окружающим островам, мы остановились на дозаправку в аэропорту маленького городка Дахла, я решилась поговорить с ней об этом. Расставить все точки над "i". Ситуация располагала к этому, ибо Санта-Анна пошла ополоснуться в Заливе Дахлы, а Феликс ушёл перекусить.
Памперо же стояла одна, уперевшись спиной в подаренный мной Ми-2 "Марабу" и слушая музыку.
– Как дела, козочка? Ничего не надо? Воды может? Или помахать опохалом?
Я старалась действовать так, как вели себя послушные подчинённые, хоть и за долгие годы слегка отвыкла от этого чувства, встроенного в мою культуру. Но девушка не обращала на это никакого внимания и обыденно жестоко сказала:
– Нет, ничего не надо, я всё сделаю сама.
– Это не справедливо! – возмутилась я, – Ты не можешь постоянно отказываться от моей помощи. Ты победила меня. Почему ты не хочешь ни сидеть на моей спине, как на стуле, ни чтобы я тебя мыла, ни чтобы я приносила тебе еду, ни чтобы я благоговейно обращалась к тебе "Госпожа"? Если ты не хочешь пользоваться услугами побеждённых, зачем побеждать?
Она удивлённо приспустила солнцезащитные очки:
– Ты обещала сделать из моего черепа чашу.
– По мне так лучше умереть и пустить свой череп в полезное дело, чем обладать бессмысленной победой. Какой смысл жить, если ты не слушаешь хруст костей врагов и не порабощаешь выживших?
– "Раб не хочет свободы, раб хочет себе своего раба".
– А кто не раб? Хотя бы раб судьбы, своей культуры или личной миссии? Раб собственных убеждений, может?
– Я. – козочка не раздумывала ни секунды, – Если что-то может сделать меня несвободной, я от этого отказываюсь или это разрушаю. К власти это тоже относится. Не терплю собственной власти над кем-то. Она наркотик хуже заккума.
– Кажется, ты не сопротивлялась, когда Мауи даровал тебе силу и бессмертие...
– И где всё это время был Мауи? – она ухмыльнулась, – Конечно, сейчас он вернулся, чтобы попробовать ещё раз навязать всем свою волю... за это он умрёт. После или во время этого умрёт Либеччо. И так будет с каждым, кто решит, будто бы он может навязать мне цепи на руки.
– Ха! Да ты прямо Сехмет или Кали! Красивая и смертоносная!
– В этом то и проблема.
– В смертоносности?
– В красоте. Не знаю, как у вас на планете было, а у нас всегда ценилась тройственность. Три мира: верхний, наш и посмертие. Соответственно и три составных человека: воля, тело и разум. Воля влияет на изнанку мира – Альчеру. Разум даётся Богом Неба. А тело рождается здесь. И вот с телом у меня всегда были проблемы.
– Но оно идеально.
– В этом вся суть и вся соль. Ещё до моего перерождения мне не повезло быть идеальной в глазах окружающих. Все от знати до последних бедняков, истекали слюной при виде меня. Все с восхищением смотрели на мои танцы во славу Бога Неба и видели меня в самых отвратительных снах. Я рано начала это замечать, хотя одержимость к тому времени уже стала разрастаться до статуй, картин и гимнов в мою честь. И там, где на моём месте другая бы стала купаться во внимании, я испытывала непередаваемое отвращение.
– Разве тебя не хотели убить, там сбросить со скалы?
– Обязаны были. Многие не хотели. Перед ритуалом шрамирования и поединком за звание сына неба, вспыхнуло восстание за то, чтобы нарушить традицию и оставить меня в живых. Я не жалею, что не поддержала восставших. Лучше умереть, чем жить под сотнями тысяч сладострастных глаз. И лучше умереть, чем перед ними унизится.