"Памперо", в азарте нашей дикой игры, сказала:
– Эй, я тоже хочу!
И мы слились в поцелуе. Ситуация была и без того стимулирующей, но теперь я просто не мог больше держаться и сменив быстрые и резкие движения, на медленные и глубокие, я почти достиг пика. Всё внутри сжалось. И она тоже вся сжалась и скомкалась. Сладостное и яркое мгновение. Секунда, другая, напряжание спало:
– Я люблю тебя, Памперо...
Я обмяк и стёк пуме на грудь. Неожиданно для меня, в тот же момент она спихнула меня с себя, вскочила и со страхом в глазах спросила:
– "Памперо"? Ты сказал... "Памперо"?
Я не стал отвечать. Дрожа и с глазами на мокром месте, она рванула прочь из моей каюты. А я... А я, если бы курил, точно закурил бы сейчас.
Печать шестая – Санта-Анна – Молоко и мёд
Средиземное море, на пути к Сицилии, 7 февраля 1968 года
Я шла по коридору, едва сдерживая слёзы. Как он мог? Всё это время или только сейчас? Почему всё получилось именно так? Почему я оказалась на месте Либеччо, почему? Был только один человек во всём мире, кто мог ответить на мой вопрос. Я ввалилась к ней в комнату без стука, голая и потная.
Она спокойно пила чай вместе с Хамсин. Из проигрывателя мурлыкал скиффл "Last Train to San Fernando", родом из Тринидата: "Если этот ты пропустишь, то другого никогда не найдёшь!" Моё появление их никак не удивило, лишь Хамсин язвительно заметила:
– Ты, кажется, ошиблась дверью, Тайя, конкурс на самые громкие стоны на корабле двумя каютами дальше...
Я сердито упёрлась ладонями в стол:
– Почему, Памперо? Почему он назвал твоё имя?
Козочка снисходительно улыбнулась и, отпив из чашки, сказала:
– Это всё моё "глубинное проклятие". Все окружающие рано или поздно начинают боготворить моё тело. Ну ладно, может кроме Хамсин, она не человек и поэтому мне стало нравиться с ней общаться. Но в целом это неизбежность. Тем более для Феликса, который многие дни находился рядом...
– То есть, ты знала, что так будет?!
– Да. – она снова мягко улыбнулась, – Но в этом случае, я использовала эту особенность вам обоим на пользу. Благодаря моему проклятию вы оба освободились. Особенно ты, Тайя.
– Я что-то не чувствую себя освобождённой... Я только что оказалась на месте Либеччо!
Памперо снисходительно промолчала. За то сказала Хамсин, раня меня без ножа:
– Ты и была на месте Либеччо. Это было очевидно всем. Кроме ролей в вашей паре вас мало что различало. Вы всего лишь две стороны одной монеты...
– Да, – кивнула козочка, – Но у тебя, в отличии от него, теперь есть шанс это перерасти. Со свободой так всегда, по началу она всегда горче полыни. Но когда ты осознаешь её прелесть...
– Я не понимаю... – сказала я.
– Ты так долго мечтала об Австере, что ж, ты получила своего Австера. – произнесла козочка, – Феликс поступил с тобой так, как ты всегда подсознательно хотела. Так, как ты поступала с волком. Теперь ты наконец-то можешь видеть собственные цепи и у тебя есть простой выбор: остаться в них и превратится в Либеччо или сбежать.
– ... "сбежать"?
– Помнишь я говорила о том, что уважаю тебя за то, что ты делаешь всё что хочешь? Настала пора захотеть подлинной свободы, и ты сможешь её достичь. Это даст тебе то удовлетворение, о котором ты давно мыечтала. Но прежде всего, тебе стоит помыться. Пока ты пахнешь не свободой, а едким потом и стыдом.
– А ещё мокрой кошкой. – сказала Хамсин, – И капаешь на пол, а мне его мыть.
– Когда помоешься, приходи. – козочка снова ласково улыбнулась, – Как минимум, это тебя немного успокоит.
Я тяжело выдохнула. Памперо была права, надо хотя бы смыть с себя позор, прежде чем двигаться дальше. Душ находился напротив каюты козочки. Я стояла под горячей водой и думала о том, что сегодня произошло. Зачем я убила Либеччо? Действительно ли ЭТОГО я хотела от Феликса? Как он мог так поступить со мной? Что мне делать теперь? Смогу ли я вообще теперь жить?
Всё, к чему я стремилась, оказалось столь мерзким, столь унизительным... Когда это происходило с другими, мне нравилось, но когда это произошло со мной... Неужели я именно этого хотела? А чего я вообще хотела? Я уже и не знаю, то что случилось, то как он взял меня, то что он сказал... Это разрушило сами основы. Это всё разрушило. Он всё разрушил? Как он мог?