– Давай, Феликс, присоединяйся к нам, не скромничай! – сказал Реджи.
– Я что-то не в настроении.
– Мой маленький Феликс, кажется, так ничему и не научился, – произнёс Мартин, – Когда ничего больше не сделаешь, лучше всего – улыбаться и плясать, плясать и улыбаться.
– Давай, – повторил своё приглашение и кролик, – Один танец, потом разольём ещё по чашечке кофе, а уже потом начнёшь рассказывать историю. У нас ещё так много времени впереди...
– Считанные часы. – сказал Феликс, немного постучал коготками по столу и всё же поднялся из-за стойки.
К этому моменту уже играла другая песня. Кажется, тоже из прошлого десятилетия. И не менее бодрая. У этой Феликс и название знал: "Шестнадцать тонн" Эрни Форда. Он задвигался так, как умел, подчиняя своё тело ритму и закрыв глаза, чтобы не смотреть на своих странных партнёров по "Totentanz".
Феликсу думалось, что он был очень даже неплох в твисте и двигался ничуть не хуже, чем в былые времена. Даже почему-то вспомнились танцевальные клубы, куда они с Йозефом иногда ходили, и он действительно показывал настоящий класс. Да... с Йозефом.
С тем самым Йозефом, который с ним "связался" и предложил рассказать Мауи всё как есть, уверяя, что это будет оружием куда более сильным и действенным, чем то, что всё ещё лежало у лиса в кармашке...
---
И когда Он снял шестую печать, я взглянул, и вот, произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь.
И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои.
И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих.
И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор, и говорят горам и камням: падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?
---
Мауи так старался перевернуть мир, разрушить и вернуть его к первобытному состоянию: он устраивал интриги, находил друзей в правительстве и оппозиции, трудился над тем, чтобы разрушить владения Общества. Но его трагедия как раз и была в том, что все его колоссальные труды не стоили. Он вёл войну, но с ним никто не воевал.
Разжигание нескольких гражданских войн, убийство членов совета, проникновения в крупные международные организации, шпионские игрища и начало новой мировой войны, по большому счёту были бессмысленны. Они никак не приближали сокровенный первобытный идеал, скорее наоборот, весь этот хаос был цивилизации только на руку: сдерживающие факторы уничтожали сами себя, а технологии и мысли делали семимильные шаги вперёд.
Конечно, это была игра с огнём. Но, как говорила Памперо: "Кто не рискует уничтожить мир, не занимается наукой". И она была права. Памперо выиграла эту партию в шахматы, воюя, по сути, со всеми сразу и будучи в оппозиции всему человечеству. Козочка смогла убедить помочь даже Мартина, в конце концов, он просто человек и тоже подвержен её особому очарованию. Как другие подвержены уже его особенному очарованию.
Даже Феликс, сколько бы он это ни отрицал. Благодаря влиянию Памперо и Австера он повзрослел, окреп и наконец-то стал свободным. Общество освободило его от тоски по прошлому, а прошлое освободило его от Общества. И теперь, когда "Йозеф" рассказал ему действительное положение дел, он смог точь-в-точь пересказать всё это и Мауи. А когда закончил, то достал из кармана "антимыслеобразный заряд" и положил капсулу на стойку, ближе к последнему ванджина:
– Помнишь я в самом начале говорил про эту вещь? Это тебя убьёт, если ты вдруг захочешь. Или не убьёт. Или уничтожит вселенную. Я не знаю точно. – сказал он.
На кролике не было лица. Все его путешествия, сражения и действия были просто частью даже не плана, а просто импровизации Австера и Памперо. Все его идеи о первобытной утопии, все мысли о том, что он вот-вот уничтожит Общество рассыпались. Им манипулировали. Его использовали. Чем Мауи отличался от Либеччо? Чем от Либеччо отличался Венег?
Конечно, ценности у всех троих были разные. От одного ушла женщина. Другой лишился столь дорогих и привычных власти и порядка. А третьего, самого Мауи, лишили кое-чего действительно жизненно важного, за что, в отличии от прошлых двух вещей, было в общем-то и не стыдно умереть. Его лишили его главной идеи. Всё сделали за него, всё сделали без него, а его самого даже не взяли в расчёт, хотя он старался и лез из кожи вон.