– Кроме того, она твоя жена, – закончила за него Лиция. – Да-а. Пожалуй, теперь я смогу лучше понять тебя, увидев гоняющимся за служанками. Но раз Нифона во что бы то ни стало намерена родить мальчика… – Пальцы Лиции сами собой сплелись в знак, ограждающий от дурных предзнаменований.
– Все обойдется, – не слишком уверенно сказал Маниакис, пытаясь убедить скорее себя, чем кузину. – Мне повезло с родственниками, – чуть погодя продолжил он. – Стоило тебе решить, что я не прав, как ты тут же пошла и все мне выложила. Хорошо, когда есть люди, готовые высказать прямо в лицо правду, даже если эта правда тебе неприятна.
– Но ведь сказанное мною вовсе не было правдой, – запротестовала Лиция. – Я-то, конечно, думала, что говорю чистую правду, но…
– Как раз это я и имею в виду, – прервал ее Маниакис. – Как ты думаешь, пытался ли кто-нибудь предостеречь Генесия от возможных ошибок? Ну, может, раз или два, в самом начале его правления. Головы тех людей мигом оказались на Столпе. А потом? Хватило ли у кого-нибудь мужества еще раз предпринять подобную попытку?
– Но ты не Генесий!
– Благодарение Фосу, нет! – воскликнул Маниакис. – И счастлив, что люди это понимают.
– Если бы они не понимали, ты бы проиграл гражданскую войну, – ответила Лиция. – Генесий правил Видессией, в его распоряжении были почти вся армия и флот. Но люди не захотели поддержать его, и ты победил.
– И я победил, – с кривой усмешкой согласился Маниакис. – А в результате заполучил противника куда более опасного, чем армия и флот, собственную кузину.
– Я никогда не была тебе противником, – сердито нахмурилась Лиция. – И ты прекрасно об этом знаешь! Он начал уверять, что действительно знает, но Лиция прервала его.
– Это вовсе не означает, – выпалила она, – что я не должна испытывать беспокойства по поводу твоих действий и вызвавших их причин. Поэтому я беспокоюсь о Нифоне. Решиться на вторые роды так скоро после очень тяжелых первых… Женщинам такие вещи даются совсем не легко!
– Думаю, ты права. – Теперь пришла очередь Маниакиса разглядывать мозаику под ногами. – Но клянусь тебе, это была вовсе не моя идея. Можешь спросить у нее самой.
– Как, по-твоему, я должна спрашивать о подобных вещах? – Лиция протестующе всплеснула руками. – Да и зачем? Я верю тебе, хотя и считаю поступок твоей жены кромешной глупостью. Но если – да оградит нас от такого сам Фос, – все пойдет не так, как она надеется? Что будешь делать ты? Ведь именно через ее род мы сейчас связаны с семействами остальных столичных сановников. Мы нуждаемся в их поддержке!
– Во всяком случае, мы нуждаемся в том, чтобы они вели себя смирно, – угрюмо согласился Маниакис. – Иногда неплохо иметь внешних врагов, поскольку, это даже видессийцев может удержать от непрерывных междуусобных свар.
– А иногда не может! – возразила Лиция. – Вспомни-ка, что тут творилось во времена Генесия!
– Тоже верно, – вздохнул Маниакис. – Твоя правда. Ох уж эти видессийцы! – сердито начал он и засмеялся. Конечно, в его жилах текла ничем не замутненная васпураканская кровь, но его родители появились на свет в империи, да и сам он мыслил как видессиец, а не как человек, лишь недавно прибывший из страны принцев. Он мог себе позволить слова “Ох уж эти видессийцы”, но именно здесь была его родина.
– Ну и что же ты будешь делать, если… – Лиция замолчала. Все и так было понятно.
Она ухватила самую суть. После предупреждений Зоиль о слабости здоровья Нифоны ему следовало бы обдумать возможные варианты.
– Не знаю. Может, привезу с Калаврии Ротруду, – ответил Маниакис, будто размышляя вслух.
Лиция в ответ только скривила губы. Будучи Автократором, он не мог жениться на Ротруде. Не только потому, что та была халогайкой, но и потому, что она не могла и не желала мыслить как видессийская женщина. Добиться, чтобы Таларикия признали его законным наследником, будет трудно по той же причине. Но даже если Маниакису и удастся добиться этого, Таларикий после его смерти оказался бы слабым правителем, на трон которого могли с легкостью посягнуть как жаждущие власти генералы, так и члены собственной семьи Маниакиса. Да уж, Таларикию лучше держаться как можно дальше от столицы империи.
– А что посоветуешь ты? – развел руками Маниакис. – Жениться снова, на благо семьи какой-нибудь девушки, не принимая во внимание, испытываю ли я к ней хоть каплю чувств? Один раз я уже поступил так. Видит Господь наш, благой и премудрый, одного раза мне вполне хватило. Или прикажешь в дополнение к алым сапогам нацепить голубую рясу и стать Автократором-монахом? Боюсь, мой темперамент мне не позволит.
– Пожалуйста, не надо, – прошептала Лиция.
– Прости, – сказал Маниакис. – Не следовало говорить подобные вещи. Мне не следовало даже думать о них. Я должен просто верить, что все обойдется. Пусть именно такова будет воля Фоса. Но ты моя любимая кузина, а за это приходится платить. Я привык откровенно обсуждать с тобой любые проблемы, и, когда ты задаешь мне какой-нибудь вопрос, я стараюсь ответить на него так честно, как могу.
– Все в порядке, – ответила Лиция. – Просто ты удивил меня. И чуть-чуть напугал. Я не ожидала, что у тебя в душе столько всего накипело. Конечно, несмотря на алые сапоги, ты остаешься мужчиной и человеком, которому иногда надо с кем-то поделиться своими тревогами. Если я могу тебе помочь, то всегда рада это сделать.
– Ты это уже сделала. – Маниакис обнял кузину за плечи. – Знаешь, – задумчиво сказал он, обращаясь больше к себе, чем к ней, – если произойдет несчастье, да убережет нас от этого Фос, женитьба на тебе будет самым мудрым моим поступком.
– Наши отцы – братья, – напомнила Лиция. Он наклонил голову, пытаясь понять, как прозвучал ее голос. Она явно не была шокирована. Скорее своим тоном она просто пыталась напомнить ему, какие трудности в подобном случае им обоим придется преодолеть.
Маниакис тоже чувствовал себя не в своей тарелке, хотя не так сильно, как можно было ожидать. Они с Лицией всегда прекрасно понимали друг друга, но ему казалось, что в их отношениях была искра другого чувства. Он ощутил это в момент их прощания в Каставале, и ему казалось, что она тогда почувствовала то же самое.
– Думаю, вряд ли можно найти лучший способ окончательно вывести из себя экуменического патриарха Агатия, – сказал Маниакис и несколько нервно рассмеялся. – Хотя нет, – тут же поправил он себя, рассмеявшись уже от всей души, – беру свои слова обратно. Изъятие золота из храмов несомненно доставило святейшему гораздо больше неприятных минут, чем могли бы причинить два человека, даже если они двоюродные брат и сестра.
– Не будь так уверен, – ответила Лиция. – Вот если бы между нами не было столь близкого родства… – Она покачала головой и замолчала.
Чему быть, того не миновать, подумал Маниакис и сказал:
– Не стоит предаваться пустым и глупым фантазиям. Зоиль – лучшая в Видессе повитуха; она вытащит Нифону из любой беды. А на случай серьезных неприятностей поблизости будет лучший маг-врачеватель. Если нам улыбнется удача, в империи появится наследник. И если Фос будет благосклонен, мальчик вырастет и придет мне на смену. Тогда мы оба забудем то, о чем говорили здесь. Нет, – поправил он себя, – не забудем. Притворимся, что такого разговора никогда не было.
– Возможно, это будет с нашей стороны самым мудрым поступком. – Лиция повернулась и быстро пошла через большой зал.
Маниакис проводил ее взглядом, спрашивая себя, что он сейчас чувствует – облегчение или разочарование. А может, и то и другое? Он быстро очертил у сердца магический знак Фоса. Ему не дано будет разобраться в этих чувствах, если Господь, благой и премудрый, окажется к нему милосерден.
Глава 8
Когда Автократор переправлялся через узкий пролив, известный под названием Бычий Брод, чтобы начать военную кампанию против Царя Царей Макурана, сама переправа часто служила поводом для пышной церемонии. Обычно патриарх благословлял императора, а также возглавляемое им великое и славное воинство. Жители Видесса громкими криками славили солдат, поднимавшихся для переправы на борт кораблей. Во времена процветания дворцовые служители полными горстями бросали в толпу серебряные монеты. Порой, как не преминул напомнить Маниакису Камеас, пел большой хор, прославляя победы, одержанные на западе Ставракием Великим, дабы вдохновить переправлявшееся войско на такие же подвиги.