— В последние годы?
— Нет, пожалуй, в первые годы ближе были. Но он часто и запросто бывал на квартире Ленина и в Горках, обедал в семье. Наиболее квалифицированный теоретически, выше Зиновьева: тот больше оратор-журналист, а этот теоретик. Но оба с гонором были. Бухарин — очень самоуверенно себя вел, да и был крайне неустойчивым политически. Ленин назвал его «любимцем всей партии», но тут же сказал, что его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским. Вот вам и любимец! Да и до того Ленин его бил нещадно. А так Бухарин — добродушный, приятный человек. Со Сталиным у Ленина отношения были тесные, но в основном на деловой основе. Но Сталина он куда выше поднял, чем Бухарина! Да и не просто поднял — сделал своей опорой в ЦК. И доверял ему. Бухарин — ученый, литератор, по любым вопросам он выступал с большей или меньшей уверенностью, ну и авторитет был, нельзя отрицать.
— И сейчас популярен!
— И сейчас, конечно...
— Так вы из всей плеяды оппозиционеров выше всех Бухарина ставите?
— По теоретическому уровню — да.
— А Зиновьев, значит, ниже?
— Ниже, да. Бухарин более знающий. Зиновьев пытался теоретизировать, но — поверхностно. И с ним Сталин так обращался: «Я не знаю, читал ли товарищ Зиновьев Энгельса». Когда Зиновьев был уже в оппозиции, в 1925—1926 годах, он говорил: «Я стою на принципах коммунизма Энгельса». — «Я не знаю, — говорит Сталин, — читал ли эти принципы товарищ Зиновьев, я боюсь, что не читал, а если и читал, то, видимо, не понял»...
— Хитер был?
— Очень хитер, да... О Бухарине Ленин говорил: «Дьявольски неустойчив в политике». Дьявольски, да. Видно, что он любил Бухарина, хорошо к нему относился, но — «дьявольски неустойчив».
— Но ведь он, еше раз вспомним, его называл «любимцем партии»...
— Да, да. Бухарин по характеру был очень общительный человек и интересный, но вот — «дьявольски
неустойчив». Это видел не только Ленин, многие другие. Чувствуется, что Ленин его жалеет, а не может ничего ему уступить в идейной области. Бухарин действительно по характеру был очень мягкий, общительный, но старался в идейных вопросах держаться довольно последовательно, оппортунистически.
— В своем «завещании» Ленин каждого приложил сильно...
— Это точно. Но он не мог так просто, обывательски такие выводы давать, а связывал очень точно с содержанием, ненавязчиво, но связывал каждого. Каждый должен быть интересен по-своему.
Наверное, Молотов в душе радовался, что такие яркие личности, как Троцкий, Бухарин, Зиновьев, сломали себе шеи, а он сам, трудолюбивый бюрократ, которого вожди оппозиции держали за эталон серости, не только уцелел, но и стал вторым человеком в государстве. Бухарина же он не любил еще и потому, что тот развивал в народе потребительские инстинкты, с которыми невозможно строить социализм и неизбежно «буржуазное перерождение» партии. Неудивительно, что Молотов был решительным сторонником быстрой и насильственной коллективизации крестьянства, чтобы экспроприированный у крестьян хлеб пустить на нужды развития промышленности, прежде всего военной, а Бухарин был против такого рода коллективизации.
Вячеслав Михайлович до конца своих дней был убежден в необходимости коллективизации именно в том виде, в каком она была проведена в начале 30-х годов. Непосредственно перед коллективизацией и в первые годы ее осуществления Молотов выезжал на места — в Сибирь, на Украину, на Северный Кавказ, обеспечивал хлебозаготовки, следил за колхозным строительством. Даже на склоне лет он без тени сожаления вспоминал, как в конце 20-х годов выколачивал на Украине хлеб из крестьян:
«1 января 1928 года мне пришлось быть в Мелитополе по хлебозаготовкам. На Украине. Выкачивать хлеб... У всех, у кого есть хлеб. Очень нуждались — для рабочих и для армии. Все-таки тогда все это было еще частное. Поэтому надо было у частников взять... Собрался актив к вечеру, часов в пять. Я их накачиваю: «Давай хлеб! Сейчас такое время,
что надо нажать на кулака!» — речь как положено. Принимают резолюцию — обязать, выполнить план, направить... Крестьянский район, все они живут своим хозяйством... Хлеб отбирали, платили им деньги, но, конечно, по невысоким ценам. Им, конечно, невыгодно. Я им так и говорил, что пока нам крестьянин должен дать взаймы. Надо восстанавливать промышленность и армию не распускать... Вернулся в Москву. Совещание у Сталина наиболее активных деятелей. Я рассказал, как нажимал и прочее... После этого сам Сталин захотел поехать в Сибирь на хлебозаготовки».