Вѣра отшатнулась и взглянула на него испуганными, изумленными глазами.
— Петръ Григорьевичъ, что вы такое говорите? Какъ мнѣ понять сіи слова? неужели вы и подлинно можете думать, что я способна, забывъ всякій стыдъ, бѣжать изъ дому. И видно совсѣмъ вы меня не любите, коли такъ говорите!.. Нѣтъ, лучше горе, лучше муки на всю жизнь, чѣмъ позоръ — да и зачѣмъ?! Просите руки моей, можетъ, она согласится… просите сегодня… сейчасъ
Елецкій хотѣлъ говорить и не могъ. Онъ только глядѣлъ на Вѣру, глядѣлъ какъ-то мрачно, такъ что ей жутко становилось отъ его взгляда.
Въ сосѣдней комнатѣ послышались тяжелые шаги Марьи Степановны. Молодые люди постарались оправиться.
Елецкій просидѣлъ еще нѣсколько минутъ. Вѣра надѣялась, что онъ будетъ проситъ ея руки и нарочно вышла изъ комнаты. Но онъ не сказалъ ни слова объ этомъ Марьѣ Степановнѣ и, совсѣмъ растерянный, уѣхалъ.
V
Алабинъ только что проснулся. Онъ лежалъ, потягиваясь на кровати, и вспоминалъ нѣкоторыя подробности кутежа прошедшей ночи, когда къ нему въ спальню вошелъ вернувшійся отъ Промзиныхъ Елецкій. Онъ даже привскочилъ на кровати, вглядѣвшись въ лицо «братца», такъ оно было блѣдно и разстроено.
— Что съ тобою? ты на себя не похожъ. Говори сейчасъ все безъ утайки! — крикнулъ онъ. — Ужели это тульская невѣста такъ тебя разогорчила, стыдись, право!
Елецкій остановился передъ нимъ и началъ прерывающимся отъ волненія голосомъ:
— Говорю тебѣ еще разъ, смѣшки и шутки теперь не у мѣста. А коли точно ты другъ мнѣ, то слушай… Полюбилась мнѣ Вѣра какъ никто еще доселѣ, и съ тѣхъ поръ я самъ не свой, не успокоюсь, пока не будетъ она моею.
— Такъ что-же, все это въ порядкѣ вещей… все на тебя похоже. Да ты мнѣ одно скажи: была у васъ декларація?
— Была, еще дорогой, въ Твери.
— Чего-же лучше! Теперь, видно, за мною дѣло стало, скрасть ее нужно, такъ, что-ли? Что-же, я готовъ. Только обдумай хорошенько… Самъ ты говорилъ — родня у нихъ большая, пожалуй, наживешь еще такихъ непріятностей, что и жизни не радъ будешь. Да и знаю я тебя, сегодня пылаешь, а завтра, только добился своего, и другой предметъ въ сердцѣ у тебя поселится.
— Ну, нѣтъ, это не то, что другія, — возразилъ Елецкій. — Говорю тебѣ — люблю ее, люблю, жить безъ нея не могу… вотъ что!.. Выкрасть, увести! — на это не пойдетъ, она, я ужъ пробовалъ…
И онъ разсказалъ пріятелю въ подробностяхъ все, что было передъ тѣмъ у Промзиныхъ.
— Не глупа дѣвица, — проговорилъ Алабинъ:- такъ тебѣ и слѣдуетъ, попался бычекъ на веревочку! Да, можетъ, оно и лучше, нужно-же когда-нибудь жениться… Ну, и женись, коли такъ любишь и такъ хороша она… партія подходящая, да и приданое, я чаю, за ней дадутъ не малое, сыновей, вѣдь, ты говорилъ, нѣту.
— А ужели ты думаешь, что я бы не женился, коли бы могъ? — отчаяннымъ голосомъ почти простоналъ Елецкій. — Не могу я этого… не могу!
— Почему не можешь? Тебя не разберешь, право… И люблю, и женился бы, и не могу…
— Не могу… я женатъ!
Алабинъ вытаращилъ глаза, разинулъ ротъ, да такъ и остался нѣсколько мгновеній.
— Женатъ! — наконецъ проговорилъ онъ:- да ты шутишь, что ли? Никто о семъ не знаетъ, и мнѣ ни слова… Когда? какъ? Гдѣ женатъ? Что такое?
— А ужъ почти два года, — грустнымъ голосомъ и мѣряя комнату большими шагами, началъ Елецкій. — Да, сдѣлалъ сію глупость! Поѣхалъ я въ Кіевъ по дѣлу, приглянулась мнѣ дочка того самаго стряпчаго, что дѣло мое обдѣлывалъ, приволокнулся за нею. Совсѣмъ было сманилъ ее бѣжать; хотѣлъ свезти съ собой въ деревню, а тутъ отецъ ея, сутяга, сущій аспидъ, жадный крючкотворецъ, и накрылъ насъ… Эхъ, скверная исторія! Конечно, можно было вывернуться, да глупость напала, — въ чувствахъ сердца своего обманулся. И что въ ней хорошаго тогда находилъ! даже дивлюсь на себя. Обвѣнчали, братецъ, обвѣнчали, и по сіе время она въ Кіевѣ живетъ, да и не одна, а съ мальчишкой, въ твою честь и Андреемъ его назвалъ… Только такъ она мнѣ опостылѣла, что и подумать о ней тошно, а ужъ теперь, какъ узналъ да полюбилъ Вѣру… Эхъ, ну, что тутъ дѣлать… ну говори… посовѣтуй!.. а у меня самого мысли совсѣмъ спутались…
— Что же тутъ совѣтовать! одинъ мой тебѣ згадъ — забудь ты, забудь дѣвицу Промзину, будто и не зналъ ее никогда, а я тебѣ нынѣшнимъ-же вечеромъ такую красотку покажу, какой ты и отродясь не видывалъ.
— Глупый человѣкъ! пойми ты, что я не могу жить безъ нея, — горячо перебилъ его Елецкій. — Или она, или пулю въ лобъ!
— Ну, ну, поди! чай тоже самое и про супругу передъ вѣнцомъ сказывалъ.
— Нѣтъ, эта не таковская…